Ахматова в моем зеркале. Лиза Дионисиаду
что, несмотря на все пережитое тогда, вам будет больно услышать, какой она стала теперь. Как больно и мне, и я рада, что вы не застали ее такой».
Не знаю, что вынудило меня произнести эти жестокие слова. Наверное, снедавшее меня негодование из-за того, что произошло с ее страной, или, скорее, из-за того, как все произошло.
Как я могла такое сказать столько пережившей женщине? Да и откуда мне было известно, куда шла Россия? Похоже, однако, мои слова ее ничуть не обескуражили: что же, у Ахматовой был огромный опыт по части беспорядочных мыслей.
Я почувствовала, как горят мои щеки, и увидела, как в зеркале покраснела Ахматова. Передо мной теперь сидела не воздушная фигура, явившаяся в зеркале, но довольно полная женщина с усталым, но еще обаятельным лицом.
Судьба часто преподносит нам удивительные сюрпризы. Нам не довелось встретиться в ее стране в реальной жизни, хотя такое вполне могло случиться. Ахматова навсегда ушла в марте 1966 года, я же приехала в Россию спустя несколько месяцев, ступив во взрослую жизнь, когда страна только-только проводила свою любимую поэтессу в последний путь.
Мне же судьба уготовила везде быть чужой. И не только в ее стране, что, собственно, вполне объяснимо, но и на моей маленькой родине, которая никогда не баловала своих детей. И, несмотря на все любови, мне, как и ей, так никогда и не удалось пожить гармоничной семейной жизнью. Всю свою жизнь я, как и она, искала отеческого объятья, что и стало определяющим в моих отношениях с мужчинами.
Мое пребывание в стране Анны пришлось на эпоху Леонида Брежнева. Относительно цветущий и спокойный период по сравнению с прошлым. А что можно сказать об ее эпохе? Столько всего написано об «Анне всея Руси», об Анне несчастных любовей, о бескомпромиссной Анне, которая посвятила свою жизнь толкованию происходящего в своей стране, одновременно живя насыщенной жизнью.
«Как же я восхищаюсь вами, Анна! Вообще поэтами вашего поколения, сумевшими подарить поэзии бессмертие и возмечтавшими объединить воедино направления, чтобы создать нечто новое, совершенное. Вы же были жрицей русской поэзии XX века. Но близки мне именно вы, настоящая Ахматова, а не Ахматова-легенда. Мне близки и понятны ваша ностальгия, ваша любовная страсть, ваша боль потерь, ваше меланхолическое настроение, которое многие называли упадочническим… Однако только увядание, только упадок не воспевали ваши стихи! Потребовались долгие годы, чтобы стало понятным, как ярко вы жили в своем времени, насколько сильно было ваше присутствие в каждом моменте этой искренней и одновременно грешной эпохи, когда поэты, как настоящие революционеры, свято верили, что творить надо не одними стихами, но и самой своей жизнью. И из этой особенной жизни творить поэзию».
Я трещала без умолку, но на меня так подействовало ее присутствие, что я не могла остановиться.
«Как бы я хотела повернуть время вспять и встретить вас однажды вечером в “Бродячей собаке”, – продолжала я. – И, оставив в гардеробной пальто и калоши, спуститься по цементным ступеням в до отказа набитое, прокуренное