Когда поют сверчки. Чарльз Мартин
складывать туда наши доски – на специальные поддоны, чтобы уберечь от сырости. Месяцев через шесть-восемь мы набрали достаточно материала, чтобы отделать не только мой коттедж, но и еще пару таких же домов. Половицы, стены, потолки, элементы отделки и даже посудный шкафчик на кухне – все это мы сделали из дерева, которое нам удалось спасти при разборке старых амбаров и конюшен, затерявшихся среди пекановых и дубовых рощ по всей Джорджии. Для тех, кто интересуется старым, выдержанным деревом, которое можно использовать для строительства, это настоящая золотая жила. Добыть его легко – нужно только вырубить кудзу и лианы, отгрести сосновые иглы и желуди да слегка обстрогать доски в тех местах, где они подгнили. Конечно, дело это не быстрое, к тому же, когда разбираешь старые постройки, всегда есть шанс наткнуться на змею, но так уж устроена жизнь: тот, кто охотится за сокровищем, никогда не знает, что его ждет – ядовитый укус или отливающая золотом старая древесина.
Коротко говоря, спустя несколько месяцев, в течение которых я столько раз попадал себе по пальцам, что даже начал относиться к этому как к неизбежному злу, я вручил Чарли пневматический молоток, и он загнал последние гвозди в облицовку потолка. Мы отключили компрессор, повесили на место наши инструментальные пояса, вымели из комнат опилки и стружку, выпили по банке пива и вышли полюбоваться делом рук своих. Чарли обошел дом кругом, ведя кончиками пальцев по стене, словно человек, ощупью ищущий путь в лабиринте. Мне показалось, он принюхивается, будто пытаясь определить какие-то скрытые дефекты по запаху. Закончив обход, Чарли только кивнул; он ничего не сказал, но это означало, что работой он доволен.
И вот за несколько дней до Пасхи я вошел в наш пока еще пустой дом, расстелил на полу спальный мешок и лег. Бросив взгляд за окно, я впервые заметил, что дом окружен раскидистыми кизиловыми деревьями. На следующий день они зацвели. Я открыл окно в нашей спальне на втором этаже, высунулся и затряс головой от изумления и восторга. Мне казалось, Эмма предвидела это с самого начала.
Глава 13
Настал день, когда Эмма вступила в пору созревания. Ей тогда было одиннадцать, мне – двенадцать, а Чарли – всего восемь, что, на мой взгляд, может отчасти объяснить его бурную реакцию. Мы как раз купались в ручье за домом О’Конноров, где глубина была всего фута два или около того. Эмма плавала кругами, как тюлень, и беззаботно смеялась, когда вода вокруг нее вдруг стала менять цвет. Думаю, мне не нужно подробно описывать, как это выглядело. Удивленная и напуганная, Эмма встала на ноги. Нам с Чарли тут же стало ясно, что у нее идет кровь, и ее было не одна-две капельки, как бывает, когда порежешь палец, а довольно много.
Чарли выскочил из ручья как ошпаренный и бросился к дому, крича на ходу: «Мама! Мама! Эмма умирает!!!» Полагаю, что, учитывая все обстоятельства, это был не самый лучший выбор слов. Сам я, впрочем, тоже не совсем