Сатори, или Как я выбралась из раковины. Светлана Федотова
в кошельке. Этим пользуется моя мама. Она тырит у него деньги на личные нужды… По-другому никак. Паша ведет строгий учет бюджета. Бизнесмен все-таки.
– Паша купил тур во Вьетнам. Улетаем на следующей неделе. Чего тебе привезти?
– Не знаю даже. Ракушку какую-нибудь.
– Ракушку? Может, браслет жемчужный? Ожерелье?
– Мила написала, – сказала я, пристально наблюдая за реакцией мамы.
Мама опустила глаза.
– Как Ромка?
– Большой! Мое имя выучил.
– Да, надо будет к ним заехать… Как-нибудь.
Паша не отпускает маму в одиночные путешествия, а сам во Вроцлав ехать отказывается.
– Может, ты поговоришь с Пашей? Найдете компромисс? Они уже два года там, а никто из нас их так и не навестил!
– Поговорю, – согласилась мама и быстро перевела разговор на другую тему. – Как у тебя дела? Как Денис?
– Денис по-прежнему женат.
– Ты не беременна?
– Мам, твои уловки здесь точно не сработают.
– Мужчины в этом возрасте любят маленьких детей!
– Мам, я пытаюсь, – сказала я, честно смотря ей в глаза. – Пока без результата.
– Ну ладно, – мама посмотрела на свои дорогие часы. – Слушай, мне еще надо в одно место заехать. Я пойду!
Она надела обувь.
– Чуть не забыла! Я же купила помаду, а цвет не подошел!
Мама извлекла из сумочки помаду в лаконичном черном футляре и отдала ее мне.
– Держи! Шанель!
– Спасибо, мам!
– Ну, пока!
Мама поцеловала воздух около моих щек и вышла. Помада оказалась ярко-сливового цвета. Круто! При том что я крашусь очень редко и предпочитаю естественные тона.
Я задумалась о том, почему моя мать так хочет сплавить меня Денису? Может оттого, что сама всю жизнь была содержанкой? Была ли она счастлива? Любила ли своих мужей? Своего отца я не помню. Мама говорит, что он был женат, а работал директором колбасного завода. Романтично. Милка родилась от поэта – мы так его и называли «поэт». Удивительно, но я окончила филфак, а Милка стала технологом пищевой промышленности. Все с точностью наоборот! Позже поэт эмигрировал в Америку. Его я помню расплывчато. Высокий, тощий, взъерошенный и вечно подвыпивший. В доме висел сигаретный дым, постоянно собирались какие-то люди, шумели, танцевали, декламировали стихи. Помню, как Мила по вечерам развлекала их игрой на фортепиано, а я тихонько сидела в уголке и слушала…
Мне захотелось как-то порадовать Милу, сказать ей что-нибудь хорошее, ободряющее. Я открыла скайп, но, подумав, закрыла. Она опять начнет зазывать нас в гости, мне опять придется врать…
Слегка волнуясь, я открыла корпоративную почту. Писем от Потапова не было. Выходит, ему не понравился мой текст. Я зашла в папку отправленные, перечитала его, и меня охватил ужас. Как я могла такое отправить? Как? Какая-то неуместно-романтичная проза! Альфонс Доде – только в виде интервью. Я выпила портвейна. В голове пронеслись события сегодняшнего дня.
Нет! Определенно, вся эта гонка не для меня! Пусть журналистами