Довольно Странные Истории. Глеб Андреевич Васильев
объяснений понятна ее ревность. Теперь миром Татьяны Скоррц снова безраздельно и справедливо правит библиотекарь.
Странность №7: Кот лета
Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь.
Лоренц Конрад. Человек находит друга
Жарким летом подъезд хрущевки холоден как склеп. После яркого солнца улицы глаза на секунду слепнут, прежде чем начать привыкать к сумраку подъезда. Первые шаги по лестнице неуверенны, рука судорожно перехватывает перила, боясь отпустить их слишком надолго, будто перила могут выскользнуть змеей и раствориться во мраке. Перила вымазаны чем-то липким, может быть, сладким – ловушка для рук. Змея тоже не хочет расставаться с руками, хочет чувствовать их прилипшими к своему телу. Пальцы касаются комочков засохшей жвачки, шелушащейся слюнной пенки, проносятся в миллиметре над бритвенным лезвием. Кто-то позаботился воткнуть в полимерную шкуру перил обоюдоострое лезвие, учитесь плавать – все правильно, у змеи должны быть острые зубы.
Площадка между первым и вторым этажами плавает в желтом – ущербном брате солнечного света, плещущегося снаружи. Желтый мутным глазом треснутого оконного стекла смотрит на подоконник, уставленный бутылками, опорожненными до начала его смены при свете наполненной газом и жаром капсулы. Между бутылок втиснулась консервная банка, из которой торчит смятая, точно сигаретный окурок, тушка голубя. Расплющенные окурки повсюду: на кафеле площадки, в зеленой и коричневой глубине бутылей, в щелях почтовых ящиков, припорошенных шелухой семечек, торчат из стен, свисают с потолка.
На лестничной клетке второго этажа сидит кот, умывается, слизывает капли желтого, прилипшие к его шерстке. На улице жарко, кот наслаждается колодезной прохладой подъезда. Здесь спокойно. В этом подъезде нет собак, тут живут только люди.
Странность №8: След
След – это ничто, он не есть нечто сущее, он ведет нас за пределы вопроса «что это такое?» и делает его в известной мере возможным.
Жак Деррида. О грамматологии
Восемь часов утра. Остывшая кровать, в ней смятое тело на выглаженной простыне. Тело мое, простыня, кровать и квартира – нет. От кровати к окну тянется бурый прерывистый след. Хочется думать, что это засохшая кровь. Втягиваю носом воздух, выпускаю сквозь стиснутые зубы. Пахнет крахмалом. Полный крах. Разве этого мало? Можно ли наиграться мечтой, утомиться мыслью и уснуть так, чтобы с утра ничего не вспомнить? О, это мечта, с которой я еще не наигрался. Я не сегодня родился. Accident of birth. А хотел бы сегодня. И так каждый день. Искать не мотив, не повод вставать с кровати, а кнопку электрического чайника. Налить в чайник молока, обжечься на нем и дуть на ветряную мельницу, угрюмо косящуюся на вислоусого старика в стальной панаме. В серванте вместо сервизов книги. Под кроватью нет тапочек, только газеты. Ножки кровати заменяют шестнадцать томов Большой Советской Энциклопедии.