Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева. Артуро Перес-Реверте
рота!.. Приготовиться!
И тут их настиг вражеский огонь. Фредерик едва успел наклонить голову, чтобы не попасть под россыпь пуль. Испанцы стреляли снова и снова, и вот уже несколько гусаров вылетели из седел. Две лошади одновременно рухнули, беспомощно дергая ногами.
Только Берре не стал кланяться пулям.
– Первая рота!.. Огонь!
Храпели испуганные пальбой кони, дым от мушкетов не давал разглядеть неприятеля. Раненые гусары пытались отползти в конец строя, с трудом уворачиваясь от лошадиных копыт. Кому охота быть затоптанным?
Берре вынырнул из тумана с саблей подвысь, сверкая единственным глазом.
– Офицеры, по местам!.. Первый эскадрон Четвертого гусарского!.. Шагом!
Фредерик пришпорил Нуаро, с ожесточением пытаясь просунуть ладонь в петлю на эфесе сабли; руки дрожали, но не от страха. Подпоручик тяжело дышал и, чтобы успокоиться, крепко сжимал зубы; все, что творилось вокруг, казалось ему каким-то удивительным сном.
Вступая в дымовую завесу, шеренги гусар приблизились друг к другу почти вплотную.
– Первый эскадрон!.. – Берре совсем охрип. – Рысью!
Лошадиные копыта стучали в такт, словно животные подчинялись единому внутреннему ритму. Оставив саблю болтаться на правом запястье, Фредерик той же рукой выхватил из кобуры пистолет; в левой он сжимал поводья. Пороховой дым заползал в легкие. Фредерик, не помня себя, вдыхал этот пьянящий запах, все его чувства слились в одно почти животное упорство, в яростное желание настичь врага, который с каждой секундой становился все ближе.
Эскадрон миновал завесу порохового тумана, и снова стал виден строй испанцев. Он значительно поредел, много солдат в зеленых мундирах валялось теперь на земле. Стрелки из первой линии ловко перезаряжали свои мушкеты. Вторая линия застыла в ожидании. Фредерику показалось, что все до единого вражеские мушкеты направлены на него.
– Первый эскадрон!.. Галопом!
Испанцы снова открыли огонь. На этот раз неприятельские мушкеты были совсем рядом, в каких-то ста шагах. Одна пуля пролетела у самого плеча Фредерика. Лошадиное ржание и крики людей тонули в стуке копыт. Строй начал рассыпаться; тут и там отдельные всадники вырывались вперед. Пушечное ядро просвистело так близко, что Фредерик ощутил жар раскаленного металла. Светлогривый конь Филиппо, обезумев, летел вперед, но без седока. Майор Берре размахивал саблей, эскадрон скакал на врага, и до решающего столкновения оставались считаные минуты.
Конский топот, яростный галоп Нуаро, его нервный храп, разрывающий легкие запах пороха, капли пота на лошадиной шее, сжатые челюсти седока, дождевые потоки, стекавшие с кольбака на лоб и щеки… Дороги назад не было. Не было ничего, кроме яростной скачки и желания смести ненавистную стену зеленых мундиров и алых киверов, угрожавшую всадникам смертоносными штыками. Семьдесят шагов, пятьдесят. Испанские стрелки зажимали пули во рту, стреляли, перезаряжали, доставали новые пули.
Заиграл