Белеет парус одинокий. Тетралогия. Валентин Катаев
разрешите доложить, – таинственно шепнул он, показывая круглыми глазами на дедушку, – хозяин конспиративной квартиры, а это его мальчишка.
Пристав, не глядя на усатого, протянул к нему руку, взял его ощупью всей белой растопыренной пятерней за потную морду и с яростным отвращением оттолкнул:
– Тебя, бал-лвана, не спрашивают. Сам знаю.
Гаврика охватил ужас. Он чувствовал, что сейчас произойдет что-то страшное. Бледный и маленький, с красным, распухшим ухом, он смотрел не мигая на стройного, плечистого офицера в голубых шароварах и черной лаковой портупее через плечо.
Постояв таким образом не менее минуты, показавшейся мальчику часом, пристав присел боком на койку. Не спуская глаз с дедушки, он вытянул лаковый сапог, извлек из тесного кармана серебряную папиросницу с оранжевым трутом и закурил желтую папироску.
«Фабрики Асмолова», – подумал Гаврик.
Пристав пустил из ноздрей дым, произнес вместе с дымом: «Ну-ну-ссс» – и вдруг заорал во всю глотку так, что зазвенело в ушах:
– Встань, мерзавец, когда находишься в присутствии офицера!
Дедушка суетливо вскочил. Скрючив босые черные ноги и оправляя на тщедушном теле рубаху, старик уставился на пристава бессмысленными, солдатскими глазами.
Гаврик видел, как дрожала дедушкина вытянутая шея и как двумя вожжами натягивалась под подбородком сухая кожа со старинным шрамом.
– Нелегальных прячешь? – ледяным голосом произнес пристав.
– Никак нет, – прошептал дедушка.
– Говори: кто у тебя только что был?
– Не могу знать.
– Ах, ты не можешь знать! – И офицер медленно привстал.
Сжав губы, он коротким и точным движением ударил старика в ухо с такой силой, что тот отлетел и всем телом стукнулся о стенку.
– Говори: кто был?
– Не могу знать, – твердо сказал старик, двигая скулами.
Снова мелькнул кулак в белой перчатке. Из дедушкиных ноздрей потекли две слабые струйки крови. Старик зажмурился, вдавил голову в плечи и всхлипнул.
– За что же вы бьете, ваше благородие? – тихо, но грозно сказал дедушка, вытирая под носом и показывая приставу запачканную руку.
– Молчать! – заорал офицер, бледнея.
Большая бархатная родинка чернела на его гипсовом лице. Он с отвращением посмотрел на свою испорченную перчатку.
– Говори: кто был?
– Не могу знать…
Старик успел закрыть лицо руками и отвернуться к стенке. Удар пришелся по голове. Штаны на коленях обвисли. Дедушка стал медленно сползать вниз.
– Дядя, не бейте его, он – старик! – со слезами отчаяния закричал Гаврик, бросаясь к приставу.
Но пристав уже выходил из хибарки, крича:
– Взять мерзавца! Отвезти!
Городовые бросились к старику и схватили его, выворачивая локти. Они потащили его из хибарки, как куль соломы. Гаврик сел на пол и, кусая кулачки, зарыдал злыми, бешеными слезами.
Некоторое время он сидел не шевелясь, прислушиваясь одним ухом к шумам