Шелест ветра перемен. Ирина Ярич
перескочил ручей, обычно не широкий, но сейчас, впитавший в себя окрестные снега и едва удерживающийся, чтоб не перелиться поверх своих берегов. Перепрыгнув, Ждан бросил жердину Собимыслу, который перебрался также. И в это время птицы, которые ещё раньше затихли, надсадно закричали. Только они отошли от ручья, чтоб идти проведать болящих, как из-за кустов и молодых ёлок выехали три всадника и окружили их. На том берегу Мирослава и Благуша охнули и замерли от страха. А Собимысл и Ждан стали друг к другу спинами, вытащили ножи и приготовились к отпору.
– Лиходейки, пошто заманили нас?! – крикнул Собимысл, обращаясь к Гроздане и Желане, которые спрятались за лошадей и пятясь отходили подальше от мужчин.
– Спрячьте ножи, мы не тати, – сказал Черныш, – службу треба князю сослужить.
Но Собимысл и Ждан, помня какое было разорение Новгороду от княжеских дружинников, не верили их словам. Они подумали, что теперь и до них дошёл черёд, и решили, что старую веру у них отнимут вместе с жизнью. «Видно не зря Дый-ворон упреждал», вспомнил Собимысл.
Ясный день с утра превратился в серый и мглистый. Шёл дождь затяжной и нудный.
Дружинники как ни старались никак не могли подступиться к отцу и сыну и стали уже злиться. Шумило всё же как-то изловчился и ухватился за левую руку Собимысла, попытался его обезоружить, но тот отчаянно, вырываясь, полоснул ножом, разрезав не только кожух, но и задел левый бок дружинника. Выступила кровь. Возмущённый Шумило заорал:
– Князева воя резанул! Ах ты … – и бросился на Собимысла с топором.
До этого дружинники старались не ранить их, ведь им нужны здоровые мужчины для борьбы с печенегами, но упрямое сопротивление разозлило. Азарт и привычное первенство в бою захлестнули. Шумило извернулся и ударил обухом топора Собимысла меж лопаток. Тот вскрикнул, ноги его подкосились, и он осел на землю. На противоположном берегу закричали, заголосили Мирослава, Благуша и Ягодка. Ждан было бросился к отцу, но дружинники улучили момент, воспользовались его замешательством и с криком «вяжи» набросились. Как ни вырывался Ждан, окрутили его верёвкой.
Гроздана и Желана испугались и убежали.
Черныш с бранью подошёл к Шумиле, который склонился над Собимыслом.
– Шальной, пошто тако сильно вдарил!
– Разозлил он меня, вот я со всей силы и заехал, – пролепетал тот.
– Голова не токмо шапку носить. Хребет перебил ему. Примучил мужа зазря. Бери его, отвезем домой. Телепень, веди парня, покажет дорогу, да и проститься.
Ждан давился рыданиями. Женщины голосили, оглашая округу воплями. Из чащи вышел Дюжен, увидел связанного Ждана, беспомощного Собимысла, которого двое дружинников взваливали на круп вороного коня. С криком: «Треклятые лиходеи!» бросился на них. Черныш виновато заговорил с ним.
– Мы не хотели, отец, они надобны были нам живые и здоровые.
Дюжен видел по лицам, что дружинники действительно сожалеют о случившейся беде, и больше на них не ругался. А те посадили Ждана на каурую лошадь,