Невинный трофей для охотника. Лана Морриган
невыносимое давление в висках в сознание проникают щелчок замка, шорох одежды, тяжелое мужское дыхание:
– Что с тобой? – Ивар на ходу снимает легкую куртку и швыряет ее на стул.
Прохладная, шершавая ладонь ложится мне на лоб. До чего же хорошо, – я тянусь вслед руке, прикрывая веки.
– Я заболела, – отвечаю не своим голосом. Низким, охрипшим.
– Вижу. Вернись в спальню. Сейчас найду, чем сбить температуру.
Через несколько минут мужчина собой заполняет отведенную мне крохотную комнату. Не высокий, но мощного телосложения. Он не кажется неповоротливым и тяжелым, все его движения короткие и быстрые. По его вечно хмурому лицу невозможно определить точный возраст. Да я никогда и не умела этого делать.
– Пей, – он вкладывает в ладонь капсулу. – Станет легче.
– Вы мне принесли чай? – заглядываю в огромную кружку в мужских руках.
– Пей, – повторяет он, раздражаясь. – Почему тебе все нужно говорить дважды? Запоминай. Здесь капсулы на вечер и утро. Их должно хватить, – протягивает серебристый блистер, дожидаясь, когда я запью лекарство теплым чаем. – Тот ключ, что я оставил на тумбе, он твой. Если что, закроешь дверь.
– Вы так просто отдаете незнакомому человеку ключ от вашего дома? – мне не удается скрыть удивление.
– Считай, что я идиот, Софья Алексеевна.
Только потом я поняла, что означали слова “если что”.
***
Следующее пробуждение менее мучительное, но жажда заставляет подняться из постели и, крадучись, идти в темноте.
Вновь тишина.
На кухонном столе стакан с водой и рядом яркая капсула. Хочется сказать: «Спасибо» и тут же тихо прорычать: «Я не дурочка».
Утро встречает меня новыми звуками: голоса соседей, скрежет лифта в шахте, лай собаки – вчера я ничего этого не слышала, словно была закрыта в звуконепроницаемой колбе. Хозяина квартиры или не было дома, или он закрылся в своей комнате и не хотел, чтобы я ему мешала.
Я открыла холодильник, и от вида разнообразных продуктов желудок жалобно заурчал.
– Господи, – я подняла глаза и тихо прошептала. – Сыр, – схватила с полки увесистый кусок с крупными круглыми дырками. Горячий сладкий чай и бутерброд с маслом и расплавленным сыром – как же вкусно.
«Мама очень любила сыр» – пришла мысль. Кусочек встает поперек горла, я отодвигаю тарелку, с трудом сглатывая пищу. Аппетит пропадает. Доем позже. Встаю из-за стола и решаюсь осмотреться, стараясь прогнать грустные мысли. Маша бы несколько раз настойчиво произнесла: “Смирись, забудь. Теперь у тебя другая жизнь”.
– Смирилась, – произношу вслух уверенно.
«Больше мне ничего не остается», – добавляю уже про себя. Жить и двигаться дальше, прятать свою боль и по возможности улыбаться. У меня появился шанс выжить, его нельзя упускать. Я бегло осмотрела третью, свободную комнату. Позволила себе заглянуть в коробки, выстроенные ровными рядами вдоль длинной стены. Мужская одежда, обувь, несколько книг, старый фотоальбом