Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!. Олег Таругин
там несколько дней, я хотел все забыть, просто выбросить из памяти, хотя бы ненадолго. Мне казалось, что получится, я даже почти в это поверил. Но сегодня убедился, что сие тщетно: война продолжается, война во мне самом. Она не отпустит. И снова будет все то же самое: кровь, смерть и страдания. А помянутая тобой Французская революция? Это прошлое. Сейчас все иначе. Особенно сейчас. – «Особенно» поручик заметно интонировал.
Поднявшись на ноги, Гурский отставил в сторону винтовку и кивнул на принесенные баулы:
– Кстати, а зачем нам вся эта одежда?
– Ну, вся нам и даром не нужна, а в остальном – разве сам не догадываешься? На дворе сорок первый год, так что мы как бы не совсем по моде одеты. А ты вон еще и джинсы кровью измазал.
– А знаки различия? – немедленно врубился в тему куда более подкованный поручик. – В армейском обмундировании, но без погон… то бишь, пардон, без принятых у большевиков петлиц… Как боевой офицер я скажу, что далеко мы не уйдем – в глазах первого же встреченного кадрового офицера будем выглядеть сущими дезертирами, если вовсе не шпионами. И если он нас тут же расстреляет по закону военного времени, то будет абсолютно прав.
– Вот сейчас и поглядим… – буркнул я, в душе признавая правоту поручика. Гм, об этом я как-то не подумал, да и авторы многочисленных книг «про попаданцев» не слишком-то акцентировали внимание на подобных мелочах. Нет, переодеться-то, конечно, стоит, но и щеголять в форме без знаков различия тоже не слишком разумно: Гурский прав на все сто – первый же встреченный окруженец в командирском звании за предателей примет. К стенке, конечно, не поставят, нет в лесу стенок, а вот шлепнуть у ближайшей сосны или патриотической березы вполне могут.
Нет, легенду-то выдумать несложно: допустим, мы оба с ним мобилизованные, нас успели обмундировать и отправили в часть. До которой мы не доехали, попав под немецкий авианалет. Колонну раздолбали «мессеры» (интересно, этот термин тут уже в ходу? Не факт, так что лучше говорить просто «немецкие самолеты», без конкретики), уцелевшие разбежались по лесам, а мы с товарищем, осознав, что оказались во вражеском тылу, прорываемся к линии фронта.
Ну а что? Вполне себе версия. Насколько понимаю, в неразберихе первых военных месяцев бывало и похуже. Проблема всего одна, зато глобального характера: мы просто тупо не знаем, где находимся! А без этого все рассуждения о «поисках своей части» или «прорыве к линии фронта» выглядят, мягко говоря, несерьезно. Кровь из носа нужно узнать, куда именно мы попали. А заодно придумать, почему у нас нет документов. Хотя относительно последнего есть вариант: документы были у погибшего командира и сгорели вместе с расстрелянной машиной.
Впрочем, имеется и другой вариант, пусть и ненамного, но все же более безопасный для нас… Идея эта мне, скажу прямо, категорически не нравилась – исключительно из моральных соображений, – но если ничего иного не останется, то можно воспользоваться документами погибших на дороге красноармейцев. Мне придется выдать себя за водилу расстрелянной полуторки, благо по возрасту – самое то.