Путь в Никуда. Евгений Пышкин
не говорил с Барром, лишь проводил его до деревни, где жили жена и дети крестьянина. Мысли посредника были заняты его старейшинством.
Всегда это ожидаемо и в тоже время неожиданно, словно блеск молнии и следующий за тем раскат грома, к которому трудно привыкнуть.
Отчего-то смерть близкого или знакомого человека ты оттягиваешь во времени, не желая с ней встречаться, мириться и тем неожиданней конец. Ты сам заостряешь нож, с лезвием которого рано или поздно соприкоснешься. Всё шло к завершению. Всё идет к завершению. Человека, что скажет: знаешь, нас лет через сто не будет, глупо назвать отчаявшимся, потому как он прав, ибо таков закон природы, ведь человек смертен. Но, ответь себе, почему считаешь, что смерть не постучится в твой дом?
Его старейшинство еще при жизни был готов к уходу в мир Двуликого, но Эприн старался не думать об этом. И оттого встреча с чужой смертью стала неожиданной. Почему? Ведь шла война, и десятками умирали солдаты. Но смерть на поле битвы виделась естественной, а эта? Можно ли привыкнуть к смерти? Ведь она – факт жизни.
Эприн хотел плутать в дебрях нескончаемых рассуждений, чтобы запутаться, чтобы уйти от мыслей о смерти.
Он вернулся в круг, когда все было кончено. Он успел на обряд. Тело посредника Эрха лежало на внутреннем дворе на фашинах хвороста прикрытое до подбородка грубой холстиной. «Тело?» – задал вопрос сам себе посредник и сосредоточил взгляд на Эрхе. Как-то странно было назвать это телом. Теперь старший посредник казался выше ростом и благороднее, величественнее, в нем ничего не осталось от немощи последних дней, да и ничего естественного, земного не осталось, и здесь ошибка, грубая, очевидная ошибка, что глава круга обладал этим телом. Странные мысли, будто Эрх владел телесностью как вещью.
Старших посредников и только их не придают земле, как остальных: простолюдинов, господ и королевскую кровь. Старший должен раствориться в природе как можно быстрее, это значило раствориться в Двуликом, стать его частью телесно, ну, а душа, видимо, сейчас предстает перед Двуликим. Тело и душа равнозначны. Душа без тела не существует, и Двуликий в своем мире дает душе новую плоть. Тело без души истлевает. Нет ничего несчастнее души, за которую не поручились. Если нет поручителя, она умирает – так приходит вторая смерть. Смерть окончательная и человек не сможет возродиться к новой жизни, ибо без посредничества Двуликий не дает нового тела.
– Эприн, – сказал брат по кругу, протянув медальон Эрха. – Его последняя воля.
У Эприна не возникло вопроса: почему я? Почему старший посредник именно его выбрал исполнителем? А если бы он задержался во вражеском лагере, забирая пленного крестьянина?
Тонкой струйкой затрепетала несмелая мысль: «Если Эрх передал выкуп за Барра мне и благословил, значит, только на меня полагался, значит, я сейчас должен следовать его воли». Мысль не стоило разъяснять, глупо разъяснять самому себе то, что и так очевидно. И Эприн, заглушая внутренний трепет, задержал дыхание. Священный трепет был неуместен, он казался ребячеством, казался противоестественным.
Аккуратно Эприн нацарапал