Я чувствую себя гораздо лучше, чем мои мертвые друзья. Вивиан Шока
они не делали того, что подобает. Это так, но внимание, вы произнесли целую фразу… Да, да, я слушаю вас, Станислас: нечто подобное испытываешь, когда люди совершают подлость, изменяют своим убеждениям. Возможно. Вы говорите, что думаете о плесени? Что добавил Виктор? Что Сюзетт пугалась, когда хозяйка принималась кричать. Рене вам отвечает, что нет, это не совсем так, в этот момент она чувствовала не страх, а нечто другое. Да, это непросто сформулировать, согласна, что бы вы там ни бормотали сквозь зубы… Да, и утомительно тоже, но осталось уже недолго, и… что? Саша, что вы сказали? Я не уверена, что правильно расслышала. Поскольку ваш рот, э… внезапно искривился. Я услышала…
Отвращение.
Надо же. Такого я не ожидала. Даже не знаю почему. Отвращение. Сильное слово. Я, скорее, думала о гневе. А вы подтверждаете: отвращение. И это слово вас устраивает. Всех. Единогласно. Ладно. Меня немного беспокоит, что мы начали с этого, мне не хотелось вызывать у вас подобные эмоции… Простите, мне очень жаль, это глупо, я немного робею. Сердце заболело, Габриэль? Видимо, от волнения. Извинения приняты, Станислас, у всех людей бывает отрыжка. Вы говорите, что пора идти на обед. Прямо сейчас?»
Они думают только о еде. Твои словесные игры отвлекли их всего на пять минут.
«Хорошо. Тогда встаем и… идем в столовую.
Хоп! Мне очень жаль, но на этот раз графин с лимонадом опрокидываю я. Идите, я сама все уберу. Спасибо, Сюзетт, вы были неподражаемы. Итак, сегодня мы работали над эмоциями. И нам удалось ухватить одну из них: отвращение.
Это пришло само собой, замечательно. Не забывайте свои тетради и ручки.
Отвращение.
Вам уже лучше, вы уверены?
Прошу вас, не называйте меня „мадам“. Мы увидимся с вами во вторник, если пожелаете. Вторник и четверг, в десять часов, в этом же зале. Я буду ждать вас здесь. До свидания. До свидания».
Бланш ловит взглядом свое отражение в настенном зеркале: вид изможденный. Словно она только что вернулась с соревнований по триатлону.
Следует признать, что она не совсем ясно излагала свои мысли по телефону:
«Сорок три пиццы с не слишком мягким тестом, и в то же время не слишком жестким. С помидорами, сладким перцем и чоризо[2]. Все это хорошенько поперчить. Но чтобы было не слишком остро. Сладкий перец нарезать тонкими ломтиками, и главное – снять с него кожицу. Так он лучше переваривается. Вы должны быть здесь ровно в половине восьмого. Опаздывать ни в коем случае нельзя».
Голос девушки колебался между небрежной уверенностью и началом безумной паники. Смутившись, он чуть не повесил трубку.
«Пицца должна быть теплой, я рассчитываю на вас, не знаю, как вы это сделаете, но, думаю, это выполнимо, правда?»
Он промолчал. На короткое мгновение она, казалось, испытала облегчение.
«Мне нужно подумать о дополнительном блюде, – продолжила она своим учительским тоном, – я пока не решила: быть может, рис с морепродуктами, хотя нет, это будет слишком, рис и пицца, лучше подойдет суп. До
Чоризо – испанская сырокопченая колбаса. –