Муравьиный бог: реквием. Александра Николаенко

Муравьиный бог: реквием - Александра Николаенко


Скачать книгу
– в деревню дедушке пиши.

      Потом едят, не споря, молча, пока опять не скажет он:

      – И рыбы… дядю Колю рыбы ж обклевали…

      – Он с пьяных глаз нырял, дурак чумной, распетухался перед городской… Ох, осподи помилуй, что я говорю…

      – А что?

      – Не штокай. Человек погиб, не приведи осподь.

      – А всех приводит, баб.

      Она зевнёт – и вместо рассердиться скажет равнодушно:

      – Уймись и ешь, прохлятый душегуб.

      Доест яйцо, покрошит хлебушком в него, посолит, помешает, снова ест, посмотрит на просвет. Сожмёт скорлупку ложкой – и в пакет, Ивану с Машей на могилку, птичкам. Надев на палец скорлупу, Петруша разгибает, загибает палец:

      – Ку-ка-ре-ку. Ку-ка-ре-ку… ку-ка… – пока опять, до головы легка, не просвистит рука её над ухом, и, миновав беды, упрямо спросит:

      – Ба-а? Так скока, думаешь, во мне куриных душ? а рыбьих, ба? А, ба? Ба-а? Ба-а-аб? А в боге, ба?

      Пока Петруша со свету ещё не сжил родителей своих, на завтрак папа любил яйцо куриное в мешочек есть и говорил:

      – Смотри, Петрухин, так Земля: желток – ядро, белок – как мантия, а скорлупа – защитная кора…

      И, чайной ложечкой разбив кору земную, по целых две, бывало, что съедал за завтраком Земли.

      – Доел?

      – Доел.

      – Доел, так и иди отсюда с хлаз моих. Петруш!

      – Чего?

      – Иди мне мясорубку вон в беседке прикрути.

      И, на гуляш потяпав в миску срезь мясную, какую даже кошки не едят, наматывая белой леской жил с винта на крест стальной, крутила хрящики и жир на розовое тесто, тряся в усильи хлипкий стол.

      – Петруш, устала баба, покрути…

      И он крутил на душ из розовато-белых червяков котлет. Она мочила хлеб и лук в прокисшем молоке и, с луковой слезой мешая в миске голыми руками, соля-перча, разбив яйцо, месила долго тесто, добела, чтоб фарш от пальцев отставал.

      Телят с лошадьими глазами сдавала баба Ганя в мясокомбинат. Крольчатник резал кроликов на рынок – гирлянды хвостиков и шкур. Собачник с зазевавшихся собак, болонок дачных и дворняг на рынке шапки продавал.

      У Сашки потерялся на канале Шарик.

      – Ко мне! Ко мне! Ко мне! – весь день носилось по кургану, вчерашний день, сегодний день.

      – Ко мне! Ко мне! Ко мне! – в ответ кричало эхо с другого берега реки.

      Собаки грызли кошек, несли в пастя́х с канала вырытые кости, бросали у калитки белые, как высохшие палки, остовá.

      – Ой, осподи помилуй, человечьи…

      – Коровы, ба…

      – Да де коровы, де тебе коровы? Человечьи, Петька, говорю. Канал-то весь на их стоить, кто рыли-то…

      – А чё он ба, не сам?

      – Де сам? Ой, сам, я не могу, покойник, слышь? Смяшной потешка, чаво смяшишь старуху-то?

      И, запивая в полдник сказанное чаем, макала в кружку то закостеневший пряник, то сухарь.

      – Вся жизь на их встаёть, по оба берега курган. Пласты кости́.

      И в чешуе воды вечерней заката красными кругами расплывался поплавок.

      – Клюёт! – И леска, натянувшись, вырывалась из воды, свободным воздухом свистела по дуге, и шлёпался


Скачать книгу