Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи. Фрэнсис Скотт Фицджеральд
брака я вдруг с ужасом обнаружил, что денег у меня не осталось вообще, а на следующее утро предстоит оплатить еженедельный гостиничный счет в двести долларов.
Помню, с какими сложными чувствами я вышел из банка, после того как услышал эту новость.
– Что с тобой? – заботливо спросила жена, дожидавшаяся на улице. – У тебя огорченный вид.
– Никаких огорчений, – ответил я жизнерадостно. – Просто я удивился. У нас кончились деньги.
– Кончились деньги, – повторила она безмятежно, и мы будто в трансе зашагали по проспекту. – Ну что ж, пойдем сходим в кино, – добавила она бодро.
Среди такой всеобщей безмятежности я и сам не стал расстраиваться. Кассир в банке ведь даже не нахмурился. Я вошел и спросил у него:
– Сколько у меня денег на счете?
А он заглянул в толстую книгу и ответил:
– Нисколько.
Вот и все. Никаких грозных слов, никаких упреков. Тем более что я знал: тревожиться не о чем. Я теперь преуспевающий писатель, а когда у преуспевающих писателей заканчиваются деньги, они просто подписывают чеки. Я ведь не беден – уж тут-то меня не надуешь. Бедность – это когда вы пребываете в депрессии, живете в тесной комнатушке у черта на рогах и питаетесь в забегаловке на углу, тогда как я… нет, никак не может быть, чтобы я был беден! Я ведь живу в лучшем отеле Нью-Йорка!
Первым моим шагом стала попытка продать единственную мою собственность – облигацию на тысячу долларов. То была первая попытка из очень многих. Всякий раз как у меня случается финансовый кризис, я извлекаю ее на свет и с надеждой тащу в банк, полагая, что, поскольку проценты по ней выплачивают аккуратно, она наконец приобрела значительную ценность. Однако продать ее мне так ни разу и не удалось, поэтому она постепенно превратилась в некое священное фамильное достояние. Жена называет ее не иначе как «твоя облигация», а когда однажды я забыл ее на сиденье в вагоне метро, мне ее вернули!
Тот конкретный кризис завершился на следующее утро: я проведал, что потиражные можно брать авансом, и тут же бросился к своему издателю. Так что из всей этой истории я извлек единственный урок: в моем личном случае, если припрет, деньги можно достать если не здесь, так там, а в самом крайнем случае взять в долг, – урок, от которого Бенджамин Франклин наверняка перевернулся в гробу.
Первые три года нашего брака наш ежегодный доход составлял немногим более двадцати тысяч долларов. Мы смогли позволить себе такие излишества, как рождение ребенка и путешествие в Европу, и деньги приходили к нам все легче и легче, все с меньшими и меньшими усилиями, – и вот наконец мы поняли, что, как только их станет еще чуть-чуть больше, можно будет начать откладывать.
Мы уехали со Среднего Запада и перебрались на восток, в городок милях в пятнадцати от Нью-Йорка,[50] сняли там дом за 300 долларов в месяц. Наняли няньку за 90 долларов в месяц; супружескую чету – они исполняли обязанности дворецкого, шофера, дворника, кухарки, горничной и уборщицы – за 160 долларов в месяц; а еще у нас была прачка, приходившая