Метро 2035. Дмитрий Глуховский
своей, Олежкиной, и всеобщей.
– Не кричи так, – попросил Олег. – Умирать тошно. Иди, Рябушка… Иди ко мне…
– Вот ты сволочь! Вот ты идиот! Бери его! Бери его живо за ноги! На Ганзу пошли! – кричал брокеру Артем, принимаясь за Олеговы подмышки.
Но Леха своей раззявленной рукой ничего держать не мог. Тогда Артем всучил Гомеру баул, навьючил брокера рацией, а сам взял Олега – легкого, обмякшего – и на закорках потащил его к переходу.
– Вот те и Олежка, – сказали в толпе.
– Был, да сплыл.
– И яйцо не спасло.
Гомер пошагал следом; и Леха тоже, глупо глядя себе в ладонь. Курица, оправившись от контузии, заквохтала и помчалась, перелетая с поддона на поддон, за хозяином. И все болельщики процессией двинулись за ней, потирая руки и похихикивая.
Кроме одного.
Стоило отойти, как с лесов скользнула вниз половинчатая тень, прижалась к доскам лицом, сунула ручонку в грязь, в битое стекло – ничего не страшно, на беспризорниках все само зарастает, у них кровяка сама любую гангрену перемелет, а смерть собирает только изнеженных домашних детей, ей о сирот костлявых зубы сточить не хочется.
К тому моменту, как они вернулись в центр зала, к ступеням, которые из моря подземного поднимались на те самые восемь метров в небо далекое, леса вокруг были уже увешаны менделеевскими. Гвалт стих, все ждали чего-то.
Артем вылез на берег, установил свои болотные сапоги на гранит, и забухал ими вверх, оставляя за собой грязные лужи.
– Эй, мужики! – крикнул он пограничникам, тяжело поднимаясь. – У нас тут ЧП! В лазарет нужно! Слышите?
Менделеевские, перешушукиваясь, сгрудились и жадно глядели.
С той стороны не было никакого ответа. Мертвая тишина стояла.
– Мужики! Слышите меня?
По ступенькам журчал ручеек, переливая порченую кровь от поправляющейся Новослободской – к лихорадящей Менделеевской; и журчание это было ясно и отчетливо. Артем еще на одну ступень поднялся, через плечо шикнул, позвал за собой застрявших в самом начале небесной лестницы: Леху, Гомера.
– Не пойду! – упрямо затряс головой брокер.
– Ну и хер с тобой!
А как так получается, подумал Артем, что вот она, Ганза – сытая, подмытая, на пробор причесанная; и рядом с ней, в восьми метрах в глубину – пещера и пещерные люди? Сосуды ведь сообщаются, почему же возможно, что…
Все они были на месте. Командир имел вид озадаченный: все время трогал шею, потом на руку смотрел. Еще двое курили; и это почему-то Артема успокоило. Курят – значит, люди.
– Раненого в лазарет… Огнестрел… Случайно вышло… – запыхтел он, подтаскивая Олежека к мешочным брустверам.
И правда, вон сколько песку, думал Артем. И ради чего Олежку помирать?
– Станция Новослободская на вход закрыта, – сказали ему. – Карантин. Же предупреждали.
Артем подобрался еще поближе, насколько мог, но бойцы, не выпуская самокруток из зубов, вскинули стволы.
– Стаааять, – произнес командир.
А на кого