Боевой 1918 год. Комбриг. Владислав Конюшевский
оставив узкую щель. А то теплушка может быстро превратиться в газенваген.
Хотя сам вагон нам достался, можно сказать, со всеми удобствами. Не просто, где «сорок человек или восемь лошадей», а прямо-таки люкс. Треть пространства была отгорожена дощатой перегородкой с дверью. Там были установлены нары и печка-буржуйка. В дальнем углу присутствовала дырка в полу, для отправления естественных надобностей. Что еще нужно для полного счастья? Только если воды на станции набрать. И самое главное – нет той толчеи, что происходит в пассажирских вагонах поезда. Правда, буквально на каждой крупной станции приходилось закрывать двери, пытаясь отсечь поток желающих проехать по железке. А то поначалу к нам пару раз пытались влезть какие-то хмурые мужики с огромными мешками. И не просто влезть, а еще и права покачать. Лишь сунутый под нос ствол заставлял глухо матерящихся коробейников убраться.
Хотя в Ростове мне предлагали для путешествия вагон какого-то из великих князей. С бархатом, медью и позолотой внутри. Но к нему прилагалось два услужливых проводника, поэтому пришлось за явить, что у меня с собой лошади, в связи с чем царские апартаменты исключаются. Вот и получил сию теплушку. Только не надо думать, что я внезапно проникся идеями равноправия и, движимый аскетизмом, с негодованием отказался от комфортной роскоши. Хрен вы угадали. Меня напрягали те самые улыбчивые проводники. А я с момента получения телеграммы от ВРИО председателя СНК не доверяю никому, кроме своих парней. Просто если у кого-то хватило ума и возможностей сотворить «липу» на таком верху, то неизвестно, чего от них вообще ожидать можно. Поэтому зачем мне нужны возможные шпионы под боком?
Дело в том, что вроде бы совершенно нормальная правительственная телеграмма была отправлена без необходимых меток. Для того месяца и того дня в настоящем послании должно присутствовать слово «звезда» в любом контексте и точка с запятой в конце. Их не было, а значит, телеграмму послал не Жилин. При посторонних я не показал вида, что… хм… несколько взволнован, но уже в расположении батальона выложил свои сомнения мужикам. Комиссар моментально «упал на измену» и, переполошившись, вообще настоятельно рекомендовал никуда не ехать. От избытка чувств нахватавшийся морского сленга Лапин выдал:
– Твою мать… в клюз… через колено… в центр мирового равновесия… Да ты… Да они… – после чего, немного придя в себя, слегка поуменьшил экспрессию: – Ты совсем е…? В смысле – с ума сошел? Не понимаешь, чем это закончится? Тебя же просто убьют! Ведь мы даже не знаем, на каком уровне произошло предательство и кто это тебя таким хитрым способом выманивает!
Примкнувший к нему Буденный (еще тот знаток обсценной лексики), уважительно кивавший во время комиссарского спича, тут же орально поддержал однополчанина. При этом будущий маршал внес некий конструктив, добавив в витиеватые обороты не просто предостережение от поездки, а настаивая на немедленном подключении к делу чекистов.
Выслушав коллег, я ухмыльнулся:
– Ну так уж и не знаем… А если подумать? Кому мы буквально намедни оттоптали нежные демократические гениталии?
Кузьма, пару раз мигнув, тряхнул головой, ошарашенно произнеся:
– Да нет… Не может быть… Это же наши товарищи… Неужели они посмели… Но зачем?!
Я фыркнул:
– Что за женские вопросы? «Зачем?» Просто граждане из военной оппозиции, получив послание от своих людей о том, что произошло в батальоне, подняли волну. Ведь их делегатов чуть не шлепнули, а «донна Роза» так вообще под вышкой ходит. В плену, можно сказать. Вот в «товарищах» говно и вскипело, после чего они пошли на подлог, направив нам фальшивое сообщение.
– Зачем?!
– Да просто. Ведь надавить на меня можно только через Жилина. А надавить не получится, так как он их сам не переваривает. Плюс у нас на руках есть решение трибунала. Но вот если меня в Москве арестовать, то Чура можно будет легко обменять на Розу. Или даже не сразу менять, а для начала тоже засунуть под трибунал. Но уже состоящий из своих людей.
Семен пожал плечами:
– Тогда вообще не вижу смысла так рисковать. Я же говорю – подключить чекистов и послать телеграмму товарищу Жилину. Пусть они разбираются…
Махнув рукой, я злобно ответил:
– Они там уже разбирались. Долго разбирались. Дискуссии, мля, вели. Договориться пытались. Без толку… И ладно бы если эти теоретики просто в своем котле варились. Хрен бы на них. Но ведь они в войска агитаторов засылают. Вот в чем проблема! Поэтому считаю, что подобные начинания надо давить в зародыше. И вот эта телеграмма, а также факт возможной попытки ареста легендарного комбата, мне развяжет руки. В общем, как говорил один веселый человек: «Сядут усе!»
Комиссар, задумавшись, выразил сомнение:
– А вдруг это не они? Вдруг это вообще беляки? Или еще кто…
Придав саркастичности взгляду, я отбил выпад:
– Угу! Ты еще скажи – немцы! Не-е… печёнкой чую, что это наши «товарищи» постарались. Да и по времени подходит. Та сладкая парочка в коже как раз успела добраться до Ростова и дать паническое сообщение. Вот их руководство и приняло