Боевой 1918 год. Комбриг. Владислав Конюшевский
непостижимо. Не зря говорят – солдаты те же дети, только с большими членами. Вот мы и куролесили, доводя своих офицеров до седых волос. Разумеется, не нарочно, а вследствие отсутствия мозгов и присутствия огромного шила в заднице.
Но с десятком охраны все получалось несколько по-другому. С ними взаимоотношения строились, словно с офицерской группой спецназа. Нет, и они учудить могут, но в меньшей степени и с гораздо меньшей частотой. Во всяком случае, окоп для «стрельбы стоя с лошади» рыли всего два раза.
Поэтому сейчас, принимая у хозяйственного Богдана тарелку, я кивнул и, усевшись на нары, отдал должное каше. Пока ел, состав очередной раз остановился. Выглянувший в дверь Журба оповестил:
– Опять на семафоре встали. – И цыкнув зубом, добавил: – Когда только доедем? Это же не езда, а ёрзанье. Каждые полчаса останавливаемся!
Тут он прав. Вот эти – дерг (вагон), блям (сцепка) уже достали. С другой стороны, хорошо, что вообще доехали, а то вчера сказали, что с путями что-то случилось и мы из-за этого ушли на другую ветку. Поэтому прибытие будет не на Казанский, а на Брянский вокзал. Но это все мелочи. Главное – едем. С удовольствием потянувшись, я ответил:
– Да вон, похоже, окраины уже видны, так что скоро на месте будем.
После чего подхватив оставшиеся полбулки хлеба и отпластав кусок от шмата сала, спрыгнул с теплушки на насыпь. Похрустывая редким гравием, прошел вперед до пассажирского вагона и, повернувшись к нему спиной, ударил каблуком по угольному ящику:
– Эй, сова! Открывай – медведь пришел!
В ответ тишина. Но я не успокаивался:
– Мурзилки, не тупите. Паровоз скоро поедет, а вы без шамовки останетесь. У меня тут хлеб белый с салом…
Под вагоном зашебуршало, и на свет божий появилась перемазанная угольной пылью мордаха пацана лет двенадцати. Он недоверчиво окинул меня взглядом, но, заметив продукты в руках, прищурил глаз:
– Чегой-то это ты, дядька, нас словно голубей подманиваешь? Али еды у тя завались? Али жалостливый такой?
Я мотнул головой:
– Нет. Дело есть. А это… – качнув в руке булкой, продолжил: – Задаток.
Мальчишка появился весь и, унюхав запах сала, гулко глотнув, деловито спросил:
– Чё надоть? Токмо сразу скажу, что у нас содомитов нема. Но ежели на стреме постоять надоть, то мы завсегда…
Пришлось успокоить:
– «Бугры»[1] не интересуют. А надо, чтобы вы, когда поезд на вокзал приедет, посмотрели, кто в наш вагон зайти захочет. Ну и нам рассказали.
Мурзилка тряхнул головой:
– Не понял. А сами-то чё? Глаза закроете, шоб их не видать?
– Нет. Мы раньше выйдем. Ну а вы глянете, кто на вокзале в теплушку ломиться станет. И если получится проследить, куда они потом пойдут, то помимо жратвы, еще и деньгами накину.
– Скока?
– Десять рублей дам.
Беспризорник шмыгнул, вытерев нос рукавом, и, показав
Одно из жаргонных названий гомосексуалистов в начале века.