Свинцовая строчка. Олег Рябов
Рамушево, и вся эта полоска шириной 6 километров простреливается нашей артиллерией. Кажется, мы будем перегрызать это горло. Посмотрим!
Сегодня я шел по красивой дороге, и в памяти проходили картинки детства. Воротынец – наша комната, яркое-яркое солнце, на столе самовар, горячая картошка, и из печки только что вынули сочни с творогом. Наш сад и горы яблок, большие горы, их заколачивают в ящики. Шел, вспоминал и в это время увидел куст цветущей черемухи, вестник весны, символ любви. О, как жалко выглядела сейчас черемуха, она была в полном цвету, на самой дороге, и ею никто не интересовался. Я сорвал кустик, понюхал и бросил. Я хочу есть! Война здесь страшна вдвойне, а сейчас она страшна и голодом. Ведь сотни километров отделяют нас от железных дорог, а кругом непроходимые болота. Люди испытывают то, что описывает Гамсун в одном своем большом романе – голод. А война как таковая отошла на второй план, нам предложены новые испытания.
Вчера поздно вечером со связистами сидели у костра, на котором мой техник Иванов варил щи из крапивы. Мы молча сидели на мокрых бревнышках и смотрели на чарующие язычки пламени. Вдруг из леса, прямо из темных кустов, тихо вышел вымокший до нитки автоматчик и молча встал за нами, глядя на костер. По его щекам текли слезы. «Ты чего плачешь?» – спросил Иванов. «Кушать хочется!» – ответил автоматчик. Мы посадили его поближе к костру и первому налили котелок щей, насыпали на крышку соли, и всем стало теплей. Сознание твоей нужности кому-то повышает собственные жизненные силы.
Было время, я любил туризм, жизнь у костра. А сейчас лицо, брови, ресницы – все опалено огнем, спим под кустами. Вечером, лежа под моросящим дождем, мечтаю о Волге, о большом красивом пароходе, о каюте 1-го класса, о плетеных креслах на его носу, о ресторане с хорошим обедом. Я недавно шел по болоту по колено в воде, да-да, в полном смысле этого слова, два или три километра, и запах напомнил пароход – тихий вечер, садится солнце, и ветерок доносит этот запах с озера. Ну, я думаю, что еще увижу и Волгу, и Алма-Ату. А если писем не будет, ну и пусть. Я выберусь отсюда! Писать перестал всем!
Жалко выглядят письма, ну что в них напишешь? Об этом, вероятно, можно только рассказать!
Май прошел – это был самый противный месяц из десяти. Болота, грязь, бесконечный дождь. Вот прошло шесть дней июня, и сегодня весь день дождь. Может, война влияет на погоду. Это я серьезно – ведь какие происходят сотрясения воздуха.
Сегодня получил пять писем, связь налажена со всеми. Лучше всех живет и работает Игорь Пузырев. Он опять радиоинженер, у него в руках все новинки немецкой техники, он может совершенствоваться как инженер. Но завидовать в моем положении нельзя, ведь я живу лучше большинства. Игорь пишет, что если мы в одной армии, то будем наверняка вместе. Он не знает, как мы мотаемся, переходя из одной армии в другую. Вообще мы где-то рядом. Все устали порядком, мечтают об отдыхе.
Галинка Александрова пишет, что живет воспоминаниями о прошлом, и считает, что это старость. Неверно! Я тоже вспоминаю многие