Глубокие воды. Патриция Хайсмит
слышать в гараже, когда, как обычно, в три часа пополудни, вносил с улицы ящики с рассадой. Мелинда не оставила никакой записки. Вик даже поискал в ее комнате, хотя если Мелинда и решала как-то предупредить его, то оставляла записку в гостиной – посередине, на полу.
Неужели она с Чарльзом де Лайлом? Вопрос всплыл на поверхность сознания, как пузырь, и неприятно лопнул, когда сложился в слова. С чего вдруг он так подумал? Он помнил лицо Чарльза де Лайла, но очень смутно: кажется, такое чернявое – узкое, смуглое, – и волосы густо набриолинены. Вик тогда еще подумал, что Чарльз де Лайл похож на жуликоватого итальяшку. Видел он его всего один раз, как-то вечером, недели три назад, когда они с Мелиндой пошли в бар «Лорда Честерфилда», выпить по коктейлю. Вопреки обыкновению Мелинда ни слова не сказала о его игре на пианино.
Вик выбросил мысли о Чарльзе де Лайле из головы. Ему не хотелось брать на себя грех беспричинно подозревать кого бы то ни было. Мелинда всегда оставалась невиновной, пока сама себя не изобличит.
В тот вечер Вик приехал домой без четверти семь, но Мелинда еще не вернулась. Трикси была дома с половины пятого, и Вик спросил, не объявлялась ли мама.
– Да нет, – равнодушно ответила Трикси.
Она, лежа на животе, читала на полу комиксы в «Нью-Уэслиан».
Трикси привыкла к тому, что мамы частенько не бывало дома. Так происходило почти всю ее жизнь.
– Может, поиграем в скрэббл?[19] – предложил Вик.
Трикси подняла на него взгляд, раздумывая. Ее обласканное солнцем овальное личико вдруг напомнило Вику желудь, блестящий новенький желудь, только что упавший с дерева: его заостренным кончиком был подбородок Трикси, а шляпкой – прямая челка и ровные, недавно подстриженные волосы, доходившие до середины ушей.
– Давай! – наконец сказала Трикси, вскочила на ноги и сняла с книжной полки коробку с игрой.
Зазвонил телефон. Вик снял трубку.
– Вик, я буду дома где-то в восемь, – сказала Мелинда. – Ты поешь, если хочешь, но я кое-кого приведу в гости – если ты не возражаешь, – с трудом договорила она, и он понял, что она уже в подпитии. – Ладно?
– Ладно, – ответил он. С кем она придет, он тоже понял. – Хорошо, увидимся.
– Пока.
Он повесил трубку.
– Мама будет только через час, детка, – сказал Вик. – Есть хочешь?
– Не хочу, – ответила Трикси.
Трикси любила есть с ними. Она могла ждать часами – хотя у Вика крайним сроком для нее было девять вечера, – чтобы поужинать вместе с ними. Обычно они садились за стол примерно в половине девятого. Сегодня так не получится, подумал Вик. Он заставил себя сосредоточиться на игре. Чтобы немного выравнять счет, он делал один ход на два хода Трикси. Пишет она уже грамотнее, чем ее мать, отметил про себя Вик, но говорить об этом Трикси было бы, по его мнению, непедагогично. Вик научил ее читать, когда ей было три года. Они уже вовсю играли вторую партию,
Популярная игра, в ходе которой игроки должны составить максимальное количество слов из отдельных букв на игральной доске, аналог русскоязычного «Эрудита» или «Словодела».