Из третьих рук. Александр Трешкур

      принц рыбий хвост и он же ость листа

      по камню бьёт: торопится покинуть

      мир гибнущий, что создан был из ста

      других миров. на смену розмарину

      бензин приходит. нашатырь глаза

      способен выжечь. рогачи на входе:

      один – семейный пень и егоза –

      другой зовут остаться в огороде.

      добры они: остаться – это смерть,

      а принц так юн, ему пожить охота,

      и он берёт, нет, не топор, но жердь

      и прыгает, как чёрт, через ворота

      когда-то простиралось до земли

      птицеголовых обезьянокошек

      базальтовое это государство…

      оно исчезло – это ль не беда?

      нет больше ничего… ни ареот,

      ни хинус не исправят положенья:

      они перед вторичной пустотой

      уже бессильны, как бы ни старались

      поднимут гроб геронтофилы.

      заплачут ивы… или – нет:

      увидит он родных и милых

      (он их не видел столько лет).

      узнает, что совсем у края

      земли, усевшись на полу,

      как бы резвяся и играя,

      втыкает вечер в день иглу.

      потом он станет просто тенью,

      а там, что будет – страшный суд

      иль свадьба – божьему оленю

      неважно, где его (с)пасут

      любящий водку холодную пивом запить,

      съесть из камней с полужилами золота нить,

      чтобы потом на змеиных коленках полезть

      в яму без дна и без стен (это времени месть,

      что уже год без пространства живёт, как вдова

      без мужика)… он пытается сеять слова

      в воздух чуть тёплый с утра. посевной пузырёк

      пахнет, как после соития старый хорёк.

      птиц он на помощь зовёт: ведь у каждой по шесть

      крыльев, и ангел-спаситель выносливый есть

      сгустилась тьма, и он на ощупь

      шёл дальше… воздух возмутив,

      из тел окаменелых роща

      возникла на его пути,

      и хлынул дождь, и он заплакал,

      а может, просто сделал вид…

      когда его сажали на кол,

      он крикнул: «голова болит!»

      и тот пришёл, и тот оставил

      следы, а этот улетел

      и не оставил: он – не павел.

      томились ангелы без тел,

      и были все они в сметане

      прозрачной – с первого глотка…

      стоял в углу гнилой титаник:

      его продали с молотка

      окно в саду, лишённое стекла,

      вернее, стёкол, глазом лошадиным

      на деле оказалось. спрятав клад,

      что был доверен неким господином

      из ангелов, дорогу в ближний ад

      он одолел движением единым…

      семь