Три «Д» для миллиардера. Свадебный салон. Тала Тоцка
из чехла крылышки, которые нам выдали вместе с костюмом цветочной феи. Садимся за стол и начинаем мастерить.
Ди показывает, куда клеить. Мальчики по очереди ставят клеевые точки, я длинным пинцетом достаю блестки из контейнера и накладываю на клей. Потом все по очереди берут пинцет и пробуют клеить сами. Даже Стефа присоединяется к нам.
Моя девочка счастлива, ее личико сияет, когда она представляет, как красиво будут переливаться на сцене крылышки.
– Мамуль, а как ты думаешь, Артуру понравятся мои крылышки? – спрашивает она, и мы со Стефой растерянно переглядываемся.
– Артуру Аслановичу, – поправляю я механически. – Конечно, понравятся, у него же таких нет.
Теперь озадаченно переглядываются мои дети, и я мгновенно угадываю ход их мыслей.
Прости, Тагаев, но, похоже, тебе светит пара сверкающих крыльев, и раз уж ты подписался изображать Доброго Фея, то придется соответствовать образу.
Вид порхающего с цветка на цветок Тагаева меня слегка развлекает, но ненадолго. Эти крылышки в любом случае нужно будет вернуть вместе с костюмом.
Дети взбудоражены, день сегодня выдался сумбурный и наполненный событиями, и я с трудом их укладываю спать. Когда они, наконец, засыпают, иду на кухню, где Стефа уже ждет меня с ароматным чаем с мятой и мелиссой.
– Они тебе рассказали? – спрашиваю, не уточняя, кто и что рассказал. Она и так все понимает.
– Рассказали, – вздыхает Стефа.
– А теперь я тебе кое-то расскажу, – сажусь рядом и передаю наш разговор с Тагаевым, в котором он расспрашивал меня об отце моих детей.
Стефка кусает губы и в отличие от меня, уже допивающую свою кружку, к чаю пока не притрагивается.
– Не нравится мне все это, – говорит, когда я замолкаю.
– А мне как не нравится, – соглашаюсь уныло.
– Послушай, Настюш, – она берет меня за руку, – а ты не могла тогда ошибиться? Он точно слышал ваш разговор?
– Что ты хочеш сказать, Стеф, – холодею я и понимаю, что эта мысль тоже не дает мне покоя.
– Что Артур ничего не знает. Ни о детях, ни об аборте, – смотрит мне в глаза Стефания, и я закрываю руками лицо.
Нет. Не могу в это поверить. Это полностью рушит мир, который я сама для себя выстроила, и в котором были четко поделены роли на «наших» и «врагов».
– Нет, – мотаю головой, – не может быть, Стефочка! Он стоял и смотрел на меня сверху.
– А когда ты его заметила? Ты помнишь этот момент?
Холодею еще больше, потому что, конечно, помню.
– Да, – отвечаю еле слышно, – перед самым уходом.
Стефа выпрямляется на стуле, как будто глотнула шпагу.
– Послушай меня, девочка моя. Посмотри, как потянулись к нему дети. Они бы почувствовали, если бы он был негодяем, поверь мне.
– Дети и родителей-алкашей любят, – слабо возражаю я больше из упрямства, – детская любовь безусловна.
– Но ты видишь, как он отнесся к твоему рассказу об их отце, – парирует Стефа. – Чем ты это объяснишь?
– Биполярочка