Несусветные из Кайвокселы. Маръа Малми
href="#n_2" type="note">[2] Мама почему-то уверена, что я, когда вырасту, принесу стране такую же известность, как та Хавис Аманда на площади. Когда мама об этом мечтает, я сразу представляю, что стою голая и холодная в воде, а туристы со мной фотографируются. Меня от этих мыслей прямо трясёт! Я сказала маме, что меня хватит только на то, чтобы повернуться голым задом к мэрии. Но на большее пускай не рассчитывает.
– Мамы бывают разные, – покладисто ответил Малю. – Давай мы будем звать тебя сокращённо Хама.
– Ещё чего! Аманда – и точка.
– Мы зовём её Ампи иногда. А ещё Амму, – встрял не к месту Йоонас.
Вот кто его просил! Пришлось быстро показать ему кулак и сказать, что сейчас кто-то получит. Но Малю уже запомнил мои домашние прозвища. Он изобразил на лице коварную ухмылочку и сказал:
– Я буду звать тебя Мански.
– Только попробуй, – сказала я.
Но почему-то мне даже не было противно.
Некоторые прозвища звучат нежно. Когда их произносит тот, кто нежен с тобой. Вот, например, я могу погладить Осси по его шоколадной щеке и шепнуть нежно: «Фацер». И Осси расплывётся в улыбке. Ведь он знает, как я люблю этот шоколад. И как я люблю самого Оскари. Но если бы кто во дворе осмелился его так назвать, то сильно пожалел бы об этом.
Наверное, чтобы дразнить нас за наши отличия, достоинства или недостатки, надо сначала хорошенько узнать нас внутри, а не только снаружи. Узнать и полюбить нас за наши особенности. Тогда и посмеяться над ними можно, почему нет?
Во всяком случае, если кто-то незнакомый крикнет мне «Амму», то сразу получит рюкзаком пониже спины. Со всего размаха, будьте уверены. А Йошеньке иногда позволительно, ведь он любя. В семье почему-то считается, что у меня большие и добрые глаза, как у коровы[3]. Какая чушь! У меня глаза как у куклы L.O.L.
Глава 4
В этот день мы с Йонни вернулись домой гораздо позже обычного.
– Немедленно мыть руки и за стол! – зычно крикнул с кухни папа.
– Где вас носило? Откуда этот синяк? – ахала над нами мама, пока мы толкались у раковины.
– А у нас волшебные вратеньки! – тут же похвастался Йонни.
Я пихнула его в бок.
– У вас что ни день – волшебные вратеньки, – вздохнула мама и протянула полотенце. – Вечно сказки рассказываете – то на горке скучно, то в саду невкусно. Даже слушать не хочу ваши вратеньки. Скоро пора спатеньки! А вы ещё не ужинали.
И она ушла на кухню.
– Чего ты щиплешься? – уворачивался от меня Йонни, пока мы вытирали руки.
Ещё спрашивает! Ну что за ребёнок? Никакой тайны доверить нельзя. Договорились же: родителям ни звука. Пока мы усаживались за стол, хватали краюхи хлеба и впивались зубами в куриные ножки, я многозначительно пялилась на Йонни, чтобы он понял: хоть один пик про Малю – и я с ним больше не вожусь.
Я так напряжённо следила за тем, чтобы Йонни снова не открыл рот, что даже сначала не поняла, что родители обсуждают нашу горку.
– Вы там себе все штаны обдерёте. Вот выпадет снег, и покатаетесь. Чего вы сейчас туда лезете? – спросила мама раздражённо и обернулась к папе: –
Амму (от фин. ammuu) – мычание коровы.