Гибель адмирала Канариса. Богдан Сушинский
свидетелем этого телефонного разговора бригадефюрер не собирался, да и тема их встречи была исчерпана. Во всяком случае, он так считал.
Шелленберг уже взялся за дверную ручку, но, заметив, что Фёлькерсам застыл с удивленно вытянутым лицом и ошарашенно смотрит на него, задержался у двери.
– Так точно, внимательно изучил, – донеслось до начальника разведки СД, после чего он тут же прикрыл перед собой дверь.
– Кто? – едва слышно поинтересовался Шелленберг.
– Да, это верная информация, – то ли не расслышал его вопроса, то ли попросту не обратил на него внимания Фёлькерсам.
И такое его поведение еще больше заинтриговало бригадефюрера. Оставив в покое дверь, Шелленберг начал медленно, крадучись, словно побаивался, что на той стороне провода расслышат скрип половиц под его сапогами, возвращаться к столу.
– Никак нет. Знакомлюсь с материалами, касающимися предстоящей экспедиции в Шамбалу. По личному приказу Скорцени. Бригадефюрер Шелленберг? – ошарашено взглянул Фёлькерсам на шефа разведки СС. – Да, он действительно все еще здесь. Мы с ним обсуждали ход подготовки к экспедиции и нашу связь с сотрудниками института «Аненербе»[16].
– Кто это? – теперь уже открыто подался к телефону Шелленберг. – Неужели Кальтенбруннер?
– Мюллер, – едва слышно проговорил барон, по-школярски пожимая плечами.
– Мюллер?! – искренне удивился бригадефюрер.
– Как это ни прискорбно, – едва слышно проговорил барон.
– Ладно, давайте трубку, – пробурчал Шелленберг, а затем уже довольно громко (все равно Мюллер не мог догадаться, о чем идет речь) напомнил барону: – И хорошенько подумайте над тем, что я вам посоветовал.
10
Некстати оживший телефон с трудом вырвал его из состояния «служебной нирваны», но и после этого Канарис дотягивался до трубки, словно новобранец – до раскаленного снарядного осколка.
В последнее время, после всех тех арестов, которые последовали в связи с июльским покушением на фюрера, он возненавидел телефон, воспринимая его чуть ли не как самое подлое изобретение человечества. Все то, самое страшное, что ему в ближайшее время надлежало услышать, неминуемо должно было прийти из телефона. Вот почему по-настоящему защищенным шеф военной разведки и контрразведки чувствовал себя, только когда оказывался недосягаемым для его погребального звона.
– Адмирал, старина, вы можете принять меня?
– Простите, с кем имею честь? – как можно чопорнее поинтересовался Вильгельм Канарис, держа трубку не возле уха, а прямо перед собой, словно разговаривал по корабельному переговорному устройству.
Человек, который должен был объявить ему об аресте, не мог так заискивающе просить у него аудиенции. Впрочем, кто знает? Кому не известно, как начинает свои вежливо-иезуитские допросы Мюллер?
– Капитан Франк Брефт, если только вы еще помните старого краба, адмирал. Теперь я уже фрегаттен-капитан
Речь идет об «Аненербе» («Аннербэ») – институте «Общества исследований наследия предков», основанном в 1933 г. профессором-мистиком Фридрихом Гильшером. К началу войны включал в себя 50 секретных специализированных научных институтов и лабораторий, занимавшихся «изысканиями в области локализации духа, деяний и наследства индогерманской расы». Институт находился в ведении рейхсфюрера СС Гиммлера.