Родители и взрослые дети. Как разрешить конфликты и восстановить отношения. Джошуа Коулман
постоянно сопровождающий ее в повседневной жизни.
У американского писателя Рассела Бэнкса есть роман под названием «Скорбь»[14]. В кульминационном моменте этого произведения отец главного героя превращается в гиганта ужасающей силы, а затем гибнет в пожаре, намеренно устроенном его измученным сыном. Этой сценой Бэнкс показывает, что некоторые родители продолжают оказывать пагубное влияние на эмоциональную жизнь своих уже выросших детей. Совершив убийство, сын воображает, что положил конец глубоким внутренним страданиям, которые испытывал по вине отца.
Отчуждение часто является такой попыткой ослабить власть родителей над взрослым ребенком. Какой бы болезненной ни была разлука, многие взрослые дети сообщают, что прекращение отношений с родителями явилось единственным доступным им способом взять под контроль свою собственную жизнь. Чтобы задуматься о примирении, взрослый ребенок должен быть уверен, что сможет вернуться к отчуждению, если решит, что отношения все-таки нужно прервать.
Отчужденных родителей часто сбивает с толку моя готовность искренне разделять убеждения их детей. Они беспокоятся, что я склоняюсь к мнению, являющемуся неправильным, искаженным или несправедливо навязанным другими людьми. Но для эмпатии у меня имеется веская причина, в конечном итоге помогающая отчужденным родителям: взрослый ребенок должен чувствовать, что его интересы защищены и что человек (я), ведущий их на потенциальный бой, защитит их от того вреда, который все еще способен причинить родитель. Иначе ни один ребенок не войдет в кабинет психотерапевта с ранее отчужденным взрослым. Многих отчужденных выросших детей также заботит, что они утратят свои позиции, если начнут проявлять эмпатию по отношению к своим родителям. Они тревожатся, что почувствуют себя виноватыми, когда поймут, насколько те страдают от отчуждения, и боятся, что примирение явится результатом чувства вины, а не искреннего желания. Они беспокоятся, что, соглашаясь вновь поддерживать общение, простят родителям их прежнее травмирующее поведение. Они озабочены тем, что сила, необходимая им для противодействия авторитету родителей, будет подавлена чувством ответственности за них.
Я понимал, что Карина сможет простить свою мать, если та искренне попытается измениться. Девушка испытывала жалость к матери, чувство вины за их отчуждение и осознавала эмоциональные издержки для них обеих. Поскольку Карина пришла ко мне на прием, я предложил ей все же провести несколько сеансов семейной терапии, подчеркнув, что именно она будет задавать тон отношениям со своей мамой, определять продолжительность и частоту визитов. Я сказал, что в качестве условия примирения разумно попросить ее мать взять на себя ответственность за причиненную дочери боль. А также отметил, что согласие на семейную терапию не обязывает ее восстанавливать общение с матерью. Кроме того, я подчеркнул, что если бы было больше контактной посттерапии, мы бы разработали руководящие принципы в отношении дальнейших
Russell Banks, Affliction (New York: HarperPerennial, 2004).