Пятьсот дней на Фрайкопе. Наит Мерилион
восемь, девять.
– Рин. Идеальный выбор. Нет паники.
– Я самый глупый выбор, Джироламо! Я ничего не умею! Я впервые вижу источник! – Рин старалась считать, но все время выпадала из спасительной арифметики.
– Мне надо. Построить мост к источнику.
– Построй, пожалуйста, построй!
– Я. Выжжен. Но другой человек пустить меня. По своему мосту.
– Отлично! Я все поняла! Мы найдем этого человека.
– Я нашел. Ты.
Приличные люди не сквернословят. И Рин сделала это про себя, но взглянула на сгусток так, чтобы он все понял!
–Твоя дверь. Экватор. Я научить тебя.
– Это… возможно?
– Да. Все. Ухожу.
– Джироламо… Подожди…
– Завтра. Здесь же.
– Да, я буду. Один вопрос. Раньше… Сколько шагов тебе требовалось сделать до источника?
Рин просто хотелось понять, каким был Джироламо. Разве можно теперь, после увиденного, доверять чистокровному магу? Может, он хочет коснуться источника в своих корыстных целях? Мама учила доверять людям, но у Рин в крови текло недоверие. Наверное, из-за папы.
– Один шаг.
Дверь Джироламо погасла.
Мама говорила, что неосторожными вопросами можно ранить человека, что лучше не лезть в душу тому, кто сам ее не открыл. А Рин своим вопросом, конечно, сделала Джироламо очень больно, заставив его вспомнить о былом величии.
И хоть она страшно себя за это винила, одно теперь знала точно: если его от источника отделял один только шаг, а он при этом имел чистую кровь, значит, он любил свое дело и был трудолюбив. А влюбленные в дело гораздо реже оказываются подлецами.
Рин вот любила считать.
Глава 8. Предсказания, границы и разбитый нос.
Постучать в комнату Джироламо два раза вместо привычных четырех от нетерпения. Войти. Закрыть дверь, открыть и снова закрыть.
Первое – проверить, не собирается ли он… Рин остановилась. Привычная цепочка действий устарела, ведь ей отныне не требовалось проверять, собирается ли он напасть.
– Доброе утро… Завтрак готов, – она еле сдержала улыбку. – Кофе?
Больной уже сидел в коляске с фонариком в руках. Он посмотрел ей в правое плечо, фонарик дернулся снизу вверх.
– Можно тебя расчесать?
«Нет».
– Можно тебя расчесать?
«Нет».
– Можно тебя расчесать? Прости! Это само… Просто все резко изменилось… А любые изменения даются мне трудно. Даже такие хорошие. Ты понимаешь?
«Да».
Жаль, Оллибол нельзя рассказать обо всем, что случилось, о том, что Джироламо отныне самый прекрасный пациент, что с ним можно разговаривать с помощью фонарика… Она бы так обрадовалась.
Вчера подруга вернулась без обещанной бутылки вина, что к лучшему, потому что Рин была занята Джироламо, а Оллибол сильно устала и пораньше легла спать. Она еще не успела рассказать Рин, зачем ее вызывали в департамент. Непременно расскажет сегодня.
Лестницы в доме милости были двух видов. Одна – узкая со ступенями – предназначалась для передвижения персонала. Другая – пандус – для транспортировки больных.