Ты не я. Близнецы. Ирина Ярич
раз письмо сестры и слёзы снова скатываются с ресниц.
* * *
– Ой, Наташа так страшно! Это сумасшествие продолжается с осени семнадцатого. То анархисты-обдиратели. Представляешь, через газету объявили, что будут буржуев обдирать и у них, у всех есть оружие! Как мерзко! Но, слава Богу их потом всё же частью перебили, частью разогнали. Боже, мой, я радуюсь, что кого-то убили! Наташа, до чего мы дожили?! То матросы такие вульгарные! Я сама слышала на улице, как они завывали, то есть пели: «Ростислав» и «Синоп» за республику! Наш призыв боевой – резать публику!»
– А Ростислав – это кто? и Синоп тоже?
– Корабли. Броненосцы, стояли в порту… Ой, Натусенька, они ещё в хохот. Дикий. Когда мимо проходили, думала умру на месте… Ох, это всё из-за «товарищей» твоего Георгия, царство ему небесное. Раскачивать самодержавие им вздумалось! И, вот, что из этого вышло!.. Наташа, прости…
Любовь Александровна смахнула слезинки и подсела на диван к сестре, обняла её. Та горестно вздохнула.
– А, сколько бандитов, моя дорогая! – продолжала Любовь Александровна. – Их выслеживали и при удаче ловили шесть сотен милиционеров, еврейские боевые дружины, отряды Красной гвардии, говорят, их было тысячи три, и даже отряд сербов, но бандитов меньше не становилось! Моего Митю после работы встретили трое. Ну, что взять со служащего почты?! Так от злости побили… Вот до сих пор не поправился, и, похоже ему хуже. Доктор угрюмо отмалчивается, иногда бросает: «молитесь», кое-какие прописывает лекарства, но помогают едва… Кто знает, возможно, без них было бы ещё хуже. – Любовь Александровна понизила голос до шёпота, – Митя недавно сказал, что ему пришла в голову мысль, которая доставила облегчение. Он сказал: «Как хорошо, что у нас с тобой, Любонька, нет детей. Я бы умер от горя, что им придётся жить в такой России».
* * *
Последний раз Наталья Александровна приезжала в Одессу с мужем и сыновьями ещё до войны. Прошло почти шесть лет. А сколько за это время всего произошло! Мир перевернулся! Россия перевернулась!
Тогда они были все вместе. Георг, как она называла мужа, живой. Тринадцатилетние близнецы рядом, постоянно спорящие о пустяках, как она тогда считала. Но эти пустяки разъединяли их с каждым прожитым днём, пока они не стали так розно думать и поступать, будто вовсе не из одной семьи. А Георг! Сколько лет его помнила – всегда ратовал за справедливость. Именно потому и заинтересовал её в юности. Она им восхищалась… Мечты юности о справедливом обществе и счастливом народе под мудрым правлением. Какими же они были утопистами! Благо, хоть она ушла от политики, её захватили материнская любовь и забота, всё остальное стало не столь важным. Была права или нет, кто разберёт? Но всё, что происходит ей совсем не нравится и появился страх за детей, который растёт с каждым днём, с каждой доходящей до неё новостью. Она почти в панике. Никогда не поверила бы, что когда дети вырастут, она не будет знать, что делать. Кто знает, может и лучше, что Георг не дожил до этого хаоса…
Как прекрасно они ехали шесть лет назад. Отдельное купе, везде чистота и порядок. В коридоре ковровая дорожка. В