Бабушка. Анна Артюшкевич
от стилистического разнообразия под одной крышей.
Творцы обожали это вытянутое, петляющее пространство, поскольку там можно было пугать посетителей самыми невероятными инсталляциями и перфомансами! Первый поджидал Алекса с Ксенией сразу же за поворотом.
Стайка ценителей прекрасного толпилась у стены, сфокусировав восхищенные взгляды в одной точке. Двое японцев фотографировали.
Алекс раздвинул публику широкими плечами.
Помятое цинковое ведро, швабра, пластиковый пакет… Из пакета торчал батон.
– Очень сочетается с обстановкой, – теребя седеющую бородку, заметил худощавый мужчина. – Минимализм и там, и там.
– Батон лишний, – возразил толстяк. – Ломает концепцию.
– Дайте сосредоточиться, – попросила старая дама.
– Нет, ну такое уже было, – вознегодовал тощий очкарик. – 20-е годы, ниспровержение всего и вся… Зачем повторяться?
– Здесь другое, – сурово сказал толстяк, – здесь все зачищается до стерильности, чтобы начать заново…
– Не согласна, – прокуренным басом отвергла костистая женщина творческой наружности, – все уже зачищено!
Она сделала ударение на слове «уже».
– Нет даже хаоса, из которого можно ваять… Пустота… Ты согласен, Петр?
Лысоватый тщедушный Петр, выглянув у нее из-под мышки, кивнул.
И все снова воззрились на ведро.
Послышались шаркающие шаги. Пожилая крепкая женщина в синем халате, проложив себе путь среди любителей искусства, подхватила составные части перфоманса и удалилась, бормоча:
– Уже и по своим делам отлучиться нельзя… А я не робот, чтобы пахать без передышки, мне за это не платят…
– Браво! – истерически вскрикнула костистая женщина. – Браво! Прекрасная задумка!
Все зааплодировали.
Алекс хохотал.
Повеселившись, подхватил Ксению под руку и потащил наверх, в предвкушении новых сюрпризов. И предчувствие не обмануло его.
Вытянутый, слегка затемненный зал, где выставлялись работы Поповича, украшали массивные свечи. Их было немного. Установленные на маленьких столиках, сколоченных, видимо, к торжественному событию, они делали зрелище странным и жутковатым. Пламя вздрагивало от малейшего движения воздуха, на стенах трепетали тени, скульптуры оживали…
– Надо же, – поразился Алекс, – я, признаться, скептически отнесся к необычному антуражу: ну, какие могут быть свечи, когда солнца хватает? Любой мастер старается лучше осветить свое произведение, но здесь все так продумано…
Он огляделся.
– Нет, правда, здорово! Если еще и работы на высоте…
Работы оказались разными: от фигуры юноши с античными пропорциями до булыжника с выбитой звездой, покрашенной серебряной краской. Булыжник украшала табличка: «Всё проходит… Автор Алеша Попович».
– Как точно и глубоко! – восхитился Алекс. – Оружие пролетариата, символизирующее немеркнущую идею