Последний штрих. Валерий Черных
иностранцев, но тут как из-под земли появился наряд милиции: остаток вечера и ночь студенты провели в отделении. По мере того, как из головы выветривались пары алкоголя, в мозг Юры вползала страшная мысль о последствиях вечеринки. Из всей компании только он и ещё один студент были москвичами, остальные —приезжие. Их уводили на допрос поодиночке, и никто не возвращался в обшарпанный коридор, где другие дожидались своей участи. Когда настала очередь Ракитина, его привели в маленький кабинет, там с трудом помещались стол, два стула у стены и несколько книжных полок, заставленных пыльными папками. За столом восседал человек в тёмно-сером костюме, с за ним, справа – ещё одна дверь.
Так вот куда девались ребята после допроса, тоскливо подумал Юра, чувствуя, как сжимается сердце, словно его стиснула чья-то грубая рука. Рука сидящего за столом, когда Юра пожимал её, напротив, оказалась довольно мягкой и прохладной. Этот жест милиционера или кем он там являлся, удивил, но несколько успокоил парня. Мужчина предложил присесть, подтолкнул в его сторону пачку сигарет «Ява» и пепельницу, а когда Юра отрицательно мотнул головой, сам достал сигарету и закурил. Неловко устроившись на краешке стула, студент трясся от страха в ожидании начала допроса, но человек за столом молчал и смотрел на него в упор усталым взглядом, периодически затягиваясь и выпуская перед собой клубы сизого дыма. Наконец он докурил, медленно затолкал окурок в пепельницу и взял в руки студенческий билет Ракитина.
– Ну что, Юрий Петрович, – начал он тихим вкрадчивым голосом, – кто из вас задумал эту провокацию?
Юра хотел возмущённо возразить, но под пронизывающим его взглядом слова застряли в горле тошнотворным комом, и он хрипло закашлялся. По спине градом покатил пот, тело стало вялым и непослушным, живот скрутило судорогой.
– Не, не, – только и смог он выдавить. – Я не…
– Да ты успокойся, – подбодрил его мужчина. – Выдохни.
Неожиданно разговор приобрел миролюбивый характер: мол, ничего страшного не случилось, с каждым бывает, дело житейское. Да и парень ты вроде неплохой, и товарищи о тебе хорошо отзываются, поэтому тебе, Юрик, беспокоиться не о чем. Он так и сказал: «Юрик», и так это прозвучало по-домашнему, по-панибратски, что вселило в парня надежду на благополучный исход дела. Далее его расспрашивали о семье, учёбе, увлечениях, товарищах по институту. Ракитин воспарил духом и говорил, говорил, говорил… Он вывалил новому знакомому даже то, в чём не до конца мог признаться себе, то, что скрывал глубоко в душе. Беседа закончилась предложением: он, Юрик, должен выполнять некоторые поручения. Тогда они показались парню вполне невинными: рассказывать, о чём говорят студенты, чем увлекаются, где покупают одежду, пластинки и прочую заграничную лабуду. Юра охотно согласился, и покатилось…
Умелые руки вылепили из него профессионального стукача. Почти год Юрик исправно писал доносы на своих товарищей: собутыльников, преподавателей