Возвращение «Пионера». Шамиль Идиатуллин
на трек, а другой в лабораторный класс, мастерскую, на стрельбище, в барокамеру или что там предписано пилоту Олегу Исичко индивидуальной программой подготовки к первому в истории человечества космическому полету за пределы Солнечной системы.
На живую нитку
Алексей Афанасьевич Кукарев придумал новый способ полетов в космос двенадцать лет назад. Способ позволял практически мгновенно перемещаться по Солнечной системе, выходить за ее пределы, достигать других звездных систем и даже других галактик, игнорируя скорость света и другие фундаментальные условия и ограничения, предусмотренные традиционной физикой. Кукарев опирался на современную физику, которая уже тогда, в начале семидесятых, нащупывала так называемую теорию складок – или струн, – дающую непротиворечивые ответы на большинство вопросов мироздания. К концу семидесятых, когда советские ученые математически обосновали существование космических струн, инженер НПО «Энергия» Кукарев уже разработал детальный проект дальнего полета, использующий эффект этих струн, а также необходимый для этого космический корабль.
– Школьные учебники до сих пор учат вас традиционной физике Ньютона с небольшим вкраплением Эйнштейна, – начал Обухов и замолчал, потому что мы переглянулись и засмеялись.
– Мы шестой закончили, у нас физика только год была, – пояснила Инна. – У нас там не Эйнштейн и не космос, а цена деления, сила трения и золотое правило механики. А Олег вообще не изучал еще.
Олег виновато сказал:
– Я на второй год оставался, болел.
Обухов подумал и продолжил другим тоном:
– Небо голубое, трава зеленая, мяч круглый, да? Это видно сразу. А мир большой, его нам видно, как микробу – яблоко, в тени которого он лежит. Для микроба яблока вообще не существует. Но мы, в отличие от микроба, мыслим. И наконец оглядываемся и замечаем тень, которая на нас падает. Мы изучаем границы и площадь тени и понимаем, что это и есть наш мир, он круглый и плоский. Потом смотрим выше и дальше, делаем выводы из того, как и когда падает тень, и понимаем, что даже видимый нам участок не плоский, а шарообразный и что есть гораздо большая часть мира, которая этот мир освещает, отбрасывает его тень, позволяет созреть, позволяет появиться. А потом, если повезет, мы понимаем что-то про яблоню, про деревья, про растения, про почву и так далее – даже не видя их. Так развивается наука. Что я упустил?
Мы переглянулись. Инна сказала:
– Яблоко для микроба непроницаемое. Если про складки говорить, то лучше про скомканную тряпку и, например, бактерию.
Я добавил:
– Ни фига микроб не поймет, пока не надкусит яблоко. Откуда он знает, может, оно гипсовое, как в витрине.
– Молодцы, – сказал Обухов. – Вот у вас в учебнике физики так и написано: не тряпка, а яблоко, непроницаемое и гипсовое, раз внутри примерно такое же, что снаружи.
– Вы про космос сейчас, что ли? – хмуро уточнил Антон.
– Правда укусили? – не удержался я. – Вкусный?
– Главного спроси, – помолчав, предложил Обухов.
И я заткнулся.
Спрашивать