Возвращение «Пионера». Шамиль Идиатуллин
и востроухий человек видит и слышит лишь малую часть существующих цветов и звуков, горсточку океана, а все остальное называет каким-нибудь ультра – будь то фиолет или звук, а то и просто не подозревает о его существовании. Человек как вид примерно так же воспринимает мир: горсточку даже из того, в чем сидит по уши. Что уж говорить о том, чего он еще не потрогал.
Материя и вообще пространство-время гладки и непрерывны, лишь пока мы их наблюдаем. Современные физические теории не исключают, что в микро- и макромасштабе пространство-время прерывисто, ступенчато и складчато. Ученые спорят о том, что такое эти складки. О том, состоят ли складки из сверхпустоты, квантового разрыва или темной материи. И о том, действительно ли каждая из этих складок тянется на миллионы километров незаметно тонкой и страшно тяжелой нитью, паутина которых пронизывает всю Вселенную. Но уже понятно, что это не плоская паутина, сияющая на солнышке в углу окна, и не мутно-белый липкий шар, на который можно наткнуться в душном малиннике. Это невидимая страшно прочная сеть, которая объединяет все стороны света, все силы, от гравитационной и электрической до магнитной и атомной, и все миры – может быть, совершенно дикие и несовместимые с нашими представлениями на одном конце нити и знакомые-родные на другом, нашем конце. Если, конечно, допустить, что у этих нитей есть конец.
– И эти нити… струны даже в антивещество уходят? – недоверчиво спросил Антон.
Мы посмотрели на него с уважением, а Обухов усмехнулся.
– Ну что значит – уходят. Если считать, что эти складки – неотъемлемая часть Вселенной, и так называемый антимир – тоже, то складки должны быть и в антимире, и где-то должен быть переход складки нашего мира в антискладку.
– Как в ленте Мебиуса? – предположил я.
– Может, но, скорее, не как. Простые модели редко бывают точными. Струна запросто может сочетать частицы и античастицы, равновесное взаимодействие которых и составляет ее суть. Мы просто не знаем. Научные теории тем и хороши, что описывают мир на текущем уровне знаний. Знаний прибавляется – и прежняя теория либо отваливается, либо корректируется и становится частью новой, более широкой и всеобъемлющей. Античные выкладки стали частью ньютоновой физики, та вошла в теорию относительности Эйнштейна, из которой вырастают новые теории – струн, квантовых петель и так далее. Одна из этих теорий, или их симбиоз, или какая-то совсем новая сперва окажется наиболее верной, потом устареет и станет частным фрагментом более общей теории.
– А практики подождут, – сказал Антон.
– Если бы практики ждали, мы до сих пор не научились бы одеваться даже в шкуры, – ответил Обухов. – Ну и никакой теории не было бы, конечно, потому что она только обобщает практику.
– Струны, я так понял, к практике отношения не имеют – их же вычислили, а не обнаружили, – сказал я. – Такие нитки, как эти, к делу не пришьешь. Ни к какому.
Обухов терпеливо принялся втолковывать:
– Допустим, мы с тобой живем в соседних домах, оба на