Непобедимая буря. Татьяна Алексеевна Коршунова
он там увидел.
– Знаете, кто у меня сегодня в гостях? – Агриппина Ивановна тронула Василия за локоть. – Один французский барон. Идёмте, я вас представлю. Вам будет интересно познакомиться.
– Вы думаете, интересно?
Она вскинула на него серо-голубые глаза:
– Вы чем-то нынче недовольны?
– Я? Нет. Идёмте к вашему барону…
Эти слова прозвучали сквозь такой вздох, словно его звали объездить лесного тарпана2.
Сине-зелёные фраки и один уланский мундир расступились. Несколько губ наклонилось по очереди к перчатке Агриппины Ивановны.
Барон Дебрюи, невысокий и плотно сбитый, взглянул бегающими чёрными глазами, улыбнулся широко, потряс Василию руку:
– Рад знакомству, мой друг!
– Вы говорите по-русски…
– Я много лет прожил в России. В десять лет родители вывезли меня из Франции, когда свершилась революция.
Жёсткие тёмно-каштановые волосы барона никак не желали обращаться в модные кудри и уже, как дань тридцатилетию, смывались с макушки.
– Здесь, в Российской империи, мы близко сошлись с одним семейством. Здесь я и жену нашёл. Русскую! Как восстановили Бурбонов, я вместе с нею вернулся во Францию. Живём там четвёртый год. А нынче приехали навестить старых друзей.
Чистосердечный, добрый француз… Как заслуживал он получить столь же искреннее повествование в ответ; вопрос – как свидетельство, что его книжная речь интересна; круг по зале в сторону буфета, дружеский кубок шампанского!.. Увы… «Как жаль. Что в собеседники тебе достался я», – отвечал Василий про себя. И вот уж думать следовало о том, какую даму повести в полонезе, а разбираться, кто из соседок тут знакомые, лень. Поблизости оказалась Анна – её безразличную руку в длинной лайковой перчатке Василий и выбрал.
Перед глазами качался, как на волнах, чей-то седой кудрявый затылок. Словно нескончаемая карусель – под затяжные излияния мелодии Огинского. Не с тем настроением Василий четыре года назад покидал родину…
Совершеннолетний, свободный. Ему открывались все двери французских особняков. О! Русский! Soyez le bienvenu!3 А когда в феврале пятнадцатого года Наполеон явился туда с Эльбы, Василий уже вдыхал из окна сухую свежесть тирольского снега. И белые громадины Альпийских гор вздымались перед его глазами за спинами красных домиков – словно знакомая Земля поцеловалась с чужой планетой.
Отшествовав через залу, Василий подвёл Анну к Прасковье Даниловне: та выворачивала губы, словно чем-то недовольная. Поклонился обеим. И, пока смычки пробовали начало вальса, прошёл между кружками гостей к внутренним дверям. За ними в зелёной комнате, чуть меньшей, нежели бальная зала, на диванах и креслах кто-то сидел – в глаза блеснули отсветы бриллиантов, пуговиц, мундирного шитья. Следующая комната – карточная. Ломберные столы, голубые стулья из карельской берёзы, на стенах портреты в духе Левицкого. Боковые двери оказались заперты. За другими, с торца комнаты, обнаружился чахлый зимний сад, а оттуда – выход на боковой балкон.
Тёплый ветерок
Лесной тарпан – дикая лошадь, вымершая в начале XIX века.
Добро пожаловать! (фр.)