Сестры Шанель. Джудит Литтл
Габриэль не так часто думает об Альбере и уже перестала надеяться на его возвращение. Благо Джулия-Берта шла далеко впереди, рядом с сестрой Ксавье, и не могла слышать эту перепалку. Она ведь верит каждому слову!
Я одернула шарф на шее, пытаясь отогнать темные мысли, навязчиво кружащие в голове. Мне снились принцы. Габриэль снился Альбер. Он был ее принцем.
– Может быть, он действительно уехал в Америку, – тихо сказала она наконец. – И уже сколотил состояние. Возможно, он прямо сейчас едет за нами.
Я покачала головой. У меня пересохло во рту и в горле.
– Ты слышала разговоры у бабушки.
Порой, не обращая внимания на наше присутствие, соседи или другие члены семьи называли Альбера le grand séducteur.[13] Кто-то слышал, будто отец в Кемпере продает женскую обувь. Другой говорил, что он в Нанте торгует женским бельем.
– Он не так уж далеко, – пробормотала я, – и все же предпочитает не иметь с нами ничего общего.
Взгляд, который Габриэль бросила на меня тогда, был взглядом взрослого человека, намного старше, чем моя сестра. Взгляд был твердым и непроницаемым, словно панцирь, защищающий ее саднящую душу.
– Тем больше причин представить его тем, кем он не является, – отчеканила Габриэль.
Деревья трещали и кренились, опавшие листья закручивались вверх в безумном вихре, словно пытались вернуться на свое законное место на ветвях. Проникнув в монастырь, сильный порыв выбил щеколду на старых железных воротах, заставив их раскачиваться взад и вперед с громким металлическим лязгом. Я терпеть не могла ветер, который всегда пробирался внутрь, и от его порывов все скрипело и дрожало.
В тот же день я оказалась в лазарете; воскресная прогулка на холоде только ухудшила мое здоровье. Сначала мне было жарко, внутри все горело, а потом так же внезапно стал бить озноб. Я явственно представила, как шепчутся монахини, по обыкновению крестясь, когда речь шла о мертвых: «Болезненная, совсем как ее мать».
Сестра Бернадетта, исполняющая обязанности сиделки, завернула меня в мокрую простыню, чтобы унять жар, растерла мне грудь бальзамом, дала глоток крепкого вина и в качестве дополнительной меры предосторожности окропила мне лоб святой водой. Она уверила, что я буду жить, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
Габриэль вызвалась дежурить у моей кровати. Благодаря этому она могла избежать катехизисов, рукоделия и читать вволю. Она крепко прижимала к себе Жития Святых, понизив голос настолько, чтобы сестра Бернадетта не услышала вместо испытаний и невзгод святых испытания и невзгоды «Танцовщицы из монастыря» Декурселя.
Выпитое вино и ровный голос Габриэль подействовали успокоительно, и меня стало клонить ко сну. Я не сразу заметила, как мать-настоятельница и сестра Ксавье вошли в комнату. В этот момент Габриэль добралась до той части, где Иветта, крестьянская девушка, которая поменялась местами с балериной, прибывает в Париж.
Габриэль замолчала и быстро захлопнула книгу. Лица монахинь были серьезны. Неужели я все-таки умру? Поэтому они здесь? Аббатиса уставилась
Великий соблазнитель (