Кома. Андрей Бонцевич
цветы, и тонкие сосенки, и умирающие от бесконечных лет яблони.
– Смотри, ограда, – шепнула Алина, показывая рукой в сине-зелёную мглу.
Там, среди запутавшихся стволов и увядающих лиан, впивались в землю железные стрелы изгороди, покрытые голубой эмалью.
– Как на кладбище, – поёжившись, сказал Мартин.
– Вот где хочешь, там и ищи красоту, – пробурчала Заморючка. – Ты что, пойдёшь туда?
Мартин отпустил её руку и шагнул в сырую глубь сада. Несколько шагов сквозь скомканные заросли оказались испытанием, в конце которого вместо победы поджидало разочарование. Внутри оградки не было ничего, кроме засохшего и почерневшего куста роз. Лепестки, похожие на сгоревшую бумагу, лежали на жёлто-зелёной траве, словно упали только вчера. Мартин дотронулся до куста, и несколько листьев, плавно крутясь, опустились на землю и застыли. Как осколки старинной чашки. Как ноты давно забытой мелодии.
– Что там? – донёсся, словно издалека, голос Заморючки.
– Мёртвая роза! Не знаю, считать ее красотой или нет, но выглядит прикольно.
– Давай назад, а? Мне тут страшно вообще-то.
Обратный путь оставил на джинсах десяток репьёв и целые полотна паутины. Мартин наскоро отряхнулся и взял Алину под руку.
– Вот интересно, – сказал он. – Это могила для розы, или она – памятник, когда-то бывший живым?
– Даже думать не хочу. А представь, там, под этой розой, лежит мертвец? Фу, бррр.
– Даже если и, – пожал плечами Мартин. – Он же не погонится за нами. Знаешь, я никогда не мог понять эстетику тлена. Для меня это всегда было что-то трагическое, печальное, давящее на разум. И только сейчас я впервые увидел, что в угасании есть смысл и какая-то странная притягательность.
– Вот уж не знаю, – покачала головой Заморючка. – Может, ты и прав, но пока я в этом саду вижу только смерть и страх.
Мартин вздохнул и пригласил идти дальше.
Дорожки, петляя и меняясь, вели в сырую зелёную тишину, в которой тонули и гасли ласковые лучи клонящегося к закату солнца. Его уже совсем не было видно, только редкие розово-голубые пятна наверху говорили, что ночь пока не торопится, но уже и не спит.
Мартин вертел головой по сторонам, стараясь уловить еще хоть что-то, не похожее на ветки и лианы, но старинный сад ничем не хотел помогать.
Тропинкам и аллеям, казалось, не будет конца. От монотонных шагов и унылых одинаковых пейзажей начало клонить в сон. Одно и то же, одно и то же. И только слабые разноцветные вспышки света, едва видимые сквозь сплетения ветвей, хоть как-то оживляли безжизненный пейзаж.
– Сколько мы уже бродим? – усталым шёпотом спросила Алина.
– Не знаю, – покачал головой Мартин. – Долго. Час, не меньше.
– И ещё. Ты помнишь, как идти обратно?
Мартин остановился. Холодный вихрь ворвался в голову, смял и разбросал мысли, ледяным дождем обрушился на сердце.
– Нет.
Глава 8. Стёкла времени
Огромный сад. Нет. Огромный, огромный, огромный