Детективная осень. Татьяна Устинова
к себе внимание. – Что случилось?
– Все нормально… Все нормально…
– Как же нормально? Ты стоишь у дороги, словно дорожный знак. Джинсы мокрые, а на улице зима. Поехали дальше.
Разумеется, он прав. Нужно ехать дальше. Жить дальше.
Зима пролетела незаметно, ее сменила весна. Любимый парк расцвел, зазеленел и каждое утро приветствовал нас задорным птичьим пением. Я по-прежнему ходила по адресам из выборки, но делала это скорее машинально. Интуиция подсказывала: если я и узнаю что-либо об Олеге, то только в Калиновке, в доме, где живет Лайза.
Однажды субботним утром мы с Шукером вместо привычной пробежки отправились на автостанцию, откуда ходили автобусы в направлении Калиновки. Поездка на общественном транспорте с огромным псом, пусть даже в наморднике, то еще удовольствие, поэтому мы оба с облегчением вздохнули, оказавшись на свободе. Отсюда еще около пяти километров нужно было идти пешком, но что такое пять километров для нас с Шукером? Сняв с него намордник и отцепив поводок, я побежала вперед, словно вокруг был наш парк, а под ногами – любимая дорожка.
Чем ближе мы подходили к нужному месту, тем сильнее нервничал пес. Он замирал, принюхивался, периодически начинал радостно махать хвостом, снова замирал. Когда же из-за очередного поворота показался дом, служивший конечной точкой нашего маршрута, Шукер понесся стрелой, оглашая окрестности радостным лаем.
В ответ из-за калитки донеслось радостное повизгивание, а затем недовольный крик:
– Лайза! Ты что?
Калитка приоткрылась, из нее испугано выглянула женщина. Та самая, в пуховике, только, разумеется, уже без него, а в ярком сарафане с рюшами и оборками.
– Немедленно прекратите безобразие! Я сейчас в полицию позвоню! – закричала она.
– Тише, Шукер! – Я ухватила пса за ошейник. – Извините. Они с Лайзой друзья, давно не виделись.
Женщина уставилась на меня:
– Друзья, говоришь? Слушай, а это не ты зимой приезжала?
– Я.
– Ну заходи, раз друзья. Хозяева уехали в Европы (она так и сказала – в Европы), сижу тут, как сыч, не с кем словом перекинуться. Проходи на веранду, хоть чаю попьем.
Я не заставила себя уговаривать.
За чаем женщина разговорилась.
Ее звали Катерина, она была матерью двух малолетних сорванцов, отцы которых испарились неизвестно куда. «Мои спиногрызы», – ласково именовала Катерина отпрысков. Сейчас они с бабушкой. Она, конечно, скучает, но надо же кому-то деньги зарабатывать.
Истосковавшаяся по живому общению Катерина говорила без остановки. Я молча слушала ее исповедь о тяготах семейной жизни и постепенно приходила к выводу, что все случившееся со мной – во благо. Жизнь, семья – это жуткая обуза, любовь придумали писатели, чтобы народ покупал их книжки.
– Кстати, Маринка, – сказала Катерина, в очередной раз подливая мне чая, – а ведь и правда был Олег. Это сын моих хозяев. Он попал в жуткую аварию и остался инвалидом на всю жизнь. Отец отправил его куда-то за границу в клинику. Вроде учится на писателя.