Свет в тайнике. Шэрон Кэмерон
ждали пять часов.
Наконец вагоны качнулись, и поезд медленно пополз вперед. По вагону пронесся вздох облегчения. Мы проехали минут двадцать и снова остановились. На три с половиной часа.
И когда в конце концов я добралась до Львова, в небе стояла луна, и лагерь был закрыт. Я пропустила встречу с Изей.
7. Июль 1942
Я нашла женщину, которая согласилась пустить меня на ночь, хотя из-за этого у меня не осталось денег, чтобы завтра купить себе еду.
Я надеялась, что Изя не стал меня ждать. Когда он не увидел меня позади уборных, он наверняка понял, что я не приду сегодня и что исполнение нашего плана откладывается.
Женщина позволила мне оставаться в комнате только до полудня. Поскольку денег на обед у меня не было, я надела свое теплое пальто и до вечера бродила по Львову, пока для заключенных не настало время возвращаться обратно в Яновский после работы. Шеренги ссутулившихся, истощенных людей заходили в лагерные ворота, и я заняла позицию возле уборных, повязав волосы ярко-красным шарфиком. Я ждала. Я не увидела Изю, но его не так-то просто было отыскать в толпе мужчин в одинаковой серой одежде с одинаково бритыми головами. А меня заметить было очень просто. Даже в сумерках моя фигура бросалась в глаза.
Я ждала.
И ждала.
Летом темнеет поздно, и тем не менее темнота уже наступила. Если Изя не появится в ближайшее время, мы опоздаем на последний поезд. А если он совсем не придет, мне предстоит ночевать где-нибудь в поле, а назавтра повторить все заново. Охранник возле дверей в контору сменился. И вдруг я услышала «тсс».
Я огляделась. Новый охранник жестом подозвал меня к себе. Пока я медленно приближалась к нему, он пристально смотрел на меня из темноты. Это был немецкий солдат, которого я раньше поцеловала в щеку. Он помотал головой.
– А, это ты, – произнес он, его голос звучал неприветливо. – Я так и подумал, что это ты. Ждешь «мужа сестры»?
Я не ответила. В его интонации было что-то пугающее. Он говорил заплетающимся языком, как пьяный, хотя мне казалось, что он все-таки трезв. Выражение его лица было странным.
– Я знал, что мне не следовало тебя пускать. Я никогда не должен был… – Он произнес несколько слов по-немецки и плюнул мне под ноги, и, хотя я не понимала языка, было ясно, что он сказал что-то ужасное.
Я посмотрела ему в лицо.
– За что вы сердитесь на меня?
– Потому что из-за тебя его убили, понятно тебе, liebchen[20]? Потому что одна из офицерских жен пошла в уборную, а он принял ее за тебя. Только это была не ты. У вас с ним был план побега, но ты не пришла. И все это правда, не так ли?
У меня начало шуметь в голове. Глухой грохочущий гул. Он не давал мне сосредоточиться. Голос охранника доносился как будто издалека.
– Именно это он нам в конце концов и рассказал. Правда, перед концом он сознался бы в чем угодно. Мне никогда не следовало… – Его лицо исказила гримаса, он снова сплюнул и пробормотал: – Чертов оркестр.
– Вы мне
Дорогая, дорогуша (