Ради Евы. Ксения Трачук
неприятно – совершенно разучилась сдерживать себя! – думала она. – Могу расплакаться из-за чего угодно, как дурочка… А ещё собираюсь устраиваться на новую работу!»
Анастасья не замечала, с каким чувством смотрел на неё Левин: в эту минуту он окончательно уверился в правильности того, что собирался сделать.
***
Дверь Настиного номера, оснащённого замком не с электронной карточкой, а обычным, никак не хотела открываться. Она молча передала ключ Борису, и он, хоть и с трудом, но всё же справился с этой нехитрой задачей.
А что теперь? Никакого плана у него не было: наверное, нужно попрощаться? На завтра он купил им билеты в Мариинский театр: кажется, Настя говорила, что не раз бывала в парижской Опере. Ведь её тётя Мариетта была певицей и даже выступала в Театре Станиславского!
– Борь, извини, пожалуйста, если я странно вела себя сегодня! – сказала Анастасья, стоя в дверях как будто в нерешительности. – Это из-за того, что повидалась со своими – тяжёлая встреча… И спасибо тебе за цветы! Правда, это слишком. Но я очень тронута!
Борис, краем глаза увидев стоявший на столе букет – пять больших ярко-красных роз, – почувствовал прилив смелости:
– Насть, можно я загляну? На минутку…
– Хорошо, – с лёгким удивлением сказала она и зашла внутрь.
«Неужели он изменился?» – подумала она. Да, если бы в институте или тогда, в Париже, он хоть чуть-чуть проявил характер! Но ведь он, со всей своей юношеской влюблённостью, даже никогда не пытался за ней ухаживать!
– Настя, ты знаешь, я всю жизнь вёл себя как… Я никогда не решался! – словно прочитав её мысли, начал Борис, внутренне ругая себя и за выбор слов, и за дурацкий тон: что за мелодрама! – Послушай, в общем… Я ушёл от Лены – это окончательно. Мы разведёмся…
– Но…
– Лена сама уже нашла себе другого! Впрочем, это её дело. В общем, ты знаешь, что я никогда бы не решился на такое, если бы…
Видя, как Левин, почти не глядя на неё, стоит посреди слишком большого, довольно безвкусно оформленного номера, Анастасья невольно пожалела его. Она не сомневалась, что раз уж он, честный и правильный Боря Левин, осмелился… Смысл сказанного был для неё очевиден: несомненно, он хочет уйти от жены. Уйти к ней!
Анастасья почти не слушала, а он продолжал свой монолог, мучаясь от неправильности сложившейся ситуации, обиды, которую наверняка испытает жена, боязни встретить отказ… Честность и искренность его слов не могла не трогать – и это так контрастировало с парижским цинизмом, который уже почти стал её, её собственной второй натурой!
Оставив своё пальто и сумочку на кресле, Анастасья спокойно подошла к Борису, по-прежнему беспомощно стоявшему посреди комнаты, и положила руку ему на плечо:
– Может, хотя бы снимешь куртку? Или собираешься признаваться мне в любви прямо так?
Левин с готовностью выполнил её указание.
Да, никто никогда по-настоящему не признавался ей в любви – ни Жан-Ив, ни даже Джонатан Беккер, за которым она была