Ложь в твоем поцелуе. Ким Нина Окер
снова смотрю на маму, но она по-прежнему отказывается смотреть на меня.
– Так, значит, это мы проигнорировать не можем? Но зато тот факт, что я целых семнадцать лет не имела со всем этим ничего общего, – легко, да?
– Умерь свой энтузиазм, Блум, – останавливает меня дед. Легко понять, что он думает о моих словах и тоне, но сейчас мне все равно. – Так уж вышло.
Я фыркаю.
– Вы удивительно спокойны! – ошеломленно восклицаю я. – Что, если я вообще не хочу быть Стражем? Что, если я не желаю вмешиваться во всю эту ерунду?
– У тебя нет выбора, – невозмутимо говорит дед. Он сцепляет руки, лежащие перед ним на столе, и строго смотрит на меня.
Глядя на него сейчас, можно подумать, что он просто обеспокоенный дедушка. Но я знаю, что за человек скрывается под маской, знаю, что для всех них я – всего лишь винтик в системе. И главное, он, не задумываясь, заменил бы меня, не сходя с места, если бы мог. Дед не беспокоится обо мне, его волнует только проклятый Зимний Двор.
– Вся эта, как ты говоришь, ерунда, – продолжает мой дед, – это и твое наследие, Блум. Не мешало бы тебе относиться к нему с уважением.
– О, так теперь это мое наследие? – язвительно спрашиваю я. Мне хочется, чтобы мама, наконец, сказала хоть что-нибудь. Что она рядом, что она на моей стороне, но она молчит, стоя у стены, словно статуя. – Все эти годы вы твердили мне, что я не должна вмешиваться в ваши дела. Вы никогда не говорили этого прямо, но, поверьте мне, дети могут быть очень жестокими. Зара никогда не позволяла мне забыть, что я человек второго сорта. А однажды, прочитав Гарри Поттера, даже назвала меня грязнокровкой!
Я абсолютно уверена, что в этот момент уголки губ деда едва заметно дергаются, и это оказывается последней каплей.
– Знаете что?! – почти кричу я, удивляясь собственной холодности, и вскакиваю с места. Я, может, и считаю весь этот цирк с сезонными Домами смешным, но вообще-то чертовски уважаю своего деда. Правда. – Я в этом не участвую! Я не стану вступать в должность! Ну, или ухожу в отставку… не знаю. Черт побери, да я не позволю сделать из себя хренову куклу в этой игре!
– Блум!
В замешательстве смотрю на маму: она, наконец, зашевелилась, но не для того, чтобы встать рядом и защитить меня, как я надеялась. Нет, вместо этого она встает возле моего деда, скрещивая руки на груди. Вместе они образуют единое целое, непоколебимую стену холода, о которую разбиваются мои надежды.
– Смени свой тон, – говорит она, в точности подражая интонации моего деда. – Я понимаю, почему ты так расстроилась, правда понимаю. Мы все не в восторге, но через это придется пройти, понятно?
Я недоверчиво качаю головой.
– Вы не в восторге? Мне очень жаль, что я встала у вас на пути. – На глаза наворачиваются слезы, но я решительно смахиваю их резким движением ресниц. Я не стану плакать перед ними, я не доставлю им такого удовольствия. – Может, было бы лучше, если бы меня вообще не было! Тогда бы мне не пришлось так портить вашу дерьмовую