В плену светоносном. Александр Станиславович Малиновский
комеля сантиметров по тридцать, обрубив сучки, мы прижали к берегам и закрепили свисавшими к воде ветками. Другой разобрали, выбравшись на берег и сплавив застрявшие бревна длинными кольями.
Непривычно видеть такое на реке: у завалов греются на солнце огромные листья белой кувшинки. Между ними проглядывают яркие звезды цветков. Такое у нас в Заволжье бывает только на озерах. В жаркую погоду кувшинки обычно широко раскрыты, а вечером плотно смыкаются. Так растение бережет тепло.
А рядышком его скромная сестра – желтая кубышка. И надо всем этим по берегу – частые султанчики рогоза…
Третий завал, имевший проход с метр шириной, мы прошли, не выходя из лодок, но на таком же, четвертом, лодку нашего Командора проткнула коряга.
Одна секция лодки «стравила» – часть продуктов ушла под воду, часть удалось спасти, но все намокло.
Выбрались на берег.
Неутомимый Константин, вернувшись из разведки, сообщил, что впереди метрах в пятидесяти от нас – еще два завала.
– Там такие коряги нанесло, что их сразу не разобрать, лучше обойти по берегу.
Уже втроем – Командор, Константин и я – обследовали ближайший завал.
– Была бы лебедочка, все бы растащили, – убежденно говорил Командор. – Зря не взяли.
Было уже совсем темно.
Решили сделать привал. Вытащили лодки на берег. Место оказалось заросшим густой, высокой травой с несметным количеством комаров. Стоянка оказалась такой же неудачной, как та, от которой уплыли, если не хуже.
Помогая Командору вытаскивать лодку и мокрые вещи, Константин недоумевал:
– Анатолий, в чем дело, коряга, которая пропорола вашу лодку, торчала посередине на самом виду, да еще она белая, как сабля? Можно было увернуться.
Командор молчал.
Только потом в сторонке Юрий вполголоса пояснил:
– Они же оба с Борисом в сумерках совсем ничего не видят.
Все на ощупь да по догадкам.
Пока вытаскивали лодки, наспех разбирали поклажу, готовили ночлег, наступила полночь. Костер мы все-таки развели и отметили начало сплава спиртом с какими-то непонятными по вкусу, но весьма полезными, по заверению Юры, добавками из его алюминиевой битой баклажки. И легли спать.
Я и Борис устроились в своих палатках, остальные – в лодках. Как я ни уговаривал, Командор улегся в лодке. Хотя он ее и основательно протер, но она все же была влажной. Переубедить его было невозможно. Свои привычки, как мы уже поняли, он менял редко.
…Не спалось. Будто «заплыл» в детство.
Вышел из палатки, вернее, выполз – палатка настолько миниатюрна, что вход, закрывающийся на молнию, высотой не более полуметра.
Под комариный гул, раздевшись догола, выкупался в парной водице. То стоя по колени в воде, то падая в ямы по самый подбородок, смотрел на небо, отяжелевшее от огромных звезд. Было во всем, что происходило, что-то древнее, дремучее. Возвращение блудного сына, уставшего от многолюдья в больших городах.
Мелькало в памяти совсем недавно прочитанное и в суете,