Летняя практика. Мария Зайцева
свободно гикнуло и нырнуло в пучину удовольствия.
Аккуратно опрокинутая на кровать, Лена сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала, как ее нежданный мужчина раздевается, стягивая футболку через голову, открывая потрясающий крепкий расписной торс с широченными плечами и огромными массивными руками, дергает за пряжку ремня, моментально освобождаясь от штанов и обуви, приостанавливается, с огромным удовольствием оглядывая фигуру раскинувшейся перед ним женщины.
И Лена, под этим одобрительным взглядом внезапно начинает чувствовать себя невероятно привлекательной, нереально сексуальной и невозможно молодой.
Она медленно поднимает руки, начинает расстегивать пуговки летнего простенького платьица, открывая вид на все еще мокрый лиф купальника, на грудь с торчащими от возбуждения сосками, отчетливо проглядывающими через влажную ткань.
Пальцы подрагивают, и Лене не с первого раза удается расстегнуть пуговицы дальше, эта задержка просто невозможна для Данила, поэтому он решительно тянется руками к ее платью и рывком распахивает его, не обращая внимания на охнувшую от неожиданности женщину, попутно сдирает все остальные мокрые тряпки с ее тела, обхватывает освобожденные груди широченными ладонями, и Лена стонет, стонет от невероятного, давным давно забытого ощущения сильных уверенных мужских рук на своем теле.
На теле, которое, оказывается, совсем не собиралось уходить в спячку навечно, и теперь ей это доказывает, доказывает каждым бешеным импульсом под кожей, каждым дрожащим мускулом под чужими пальцами, каждым невольным вздохом, вырывающимся из груди.
Лена не соображает совершенно, что происходит, что с ней делает Данил, она только чувствует, только ощущает, только воспринимает. Всей кожей, всеми мускулами, всем телом. Всем сердцем.
Руки скользят, радуясь новым тактильным ощущениям, гладкости кожи, твердости мышц, колкости щетины.
Грубый рывок, сопровождающая его несильная боль, не возвращают с небес на землю, нет. Наоборот, задевают новые, еще не задействованные до этого нервные окончания, которые тоже ноют от радости, от того, что они, наконец-то, понадобились!
Движения, жесткие и размашистые, длинные и неторопливые, постоянно меняющийся темп, абсолютно отключают способность воспринимать реальность. Хоть как-то воспринимать реальность.
Лены здесь нет, нет в этом мире. Она где-то там, в другой, параллельной вселенной, и волны накатывают, накатывают, накатывают, дурманя, сводя с ума, заставляя беспорядочно цепляться за широкие, бугрящиеся мускулами плечи, как за незыблемый оплот в этом море наслаждения. Шепот, жаркий и настойчивый, так совпадает по своей амплитуде с волнами, что только добавляет удовольствия, быстрее приближая к развязке. И Лене страшно подумать, что же это будет за развязка, когда она уже сейчас готова умереть от удовольствия.
Она плотнее прижимается к ее берегу, ее незыблемому проводнику, направляющему ее в мир наслаждения, чувствует мгновенную сладкую боль от впившихся в шею зубов, и мир прекращает свое существование, взрываясь