Избранное. Том 2. Александр Станиславович Малиновский
дышит там. Я на цыпочках, перепугалась: убить ведь могут… так я ходу на улицу и к вам.
– Ну что, Сашка, – сказал Головачев как-то очень спокойно, будто это привычное какое дело, – пойдем посмотрим?
Мазилин вначале как-то нервно дернулся, а потом чересчур, как показалось Шурке, воинственно выкрикнул:
– Знамо дело пойдем, ружьецо у тебя где, дядь Вань?
Он обвел избу решительным взглядом, увидел у себя за спиной высоко на стене висевшее на двух гвоздях ружье и полез доставать.
– Хошь у меня и ладанка на груди, а так надежнее!
– Да не чуди, хватит и лопаты, – усмехнулся Головачев.
– Вань, – сказала бабушка, – боюсь я.
И кротко посмотрела на мужа.
– Ничего, будьте дома, а ты, Сережа, пойдем на всякий случай.
И они втроем ушли.
Вернулись быстро. В плетне, отделявшем двор Головачевых от Пупковых, была калитка.
– Вот ведь холера какая, сиганул так, чуть кубанку с головы не сшиб, – говорил возбужденно Мазилин.
– Чего же не стрелял? – насмешливо спросил Шуркин дед.
– Да ведь я хотел, а потом он меня в снег смахнул, в сугроб, пока то да се, темнотища такая…
Из разговоров выяснилось, что когда деда Ваня вошел в сени с лопатой, вор выскользнул в открытую дверь за его спиной и был таков.
Сели снова играть. Не прошло и полчаса, как неожиданно явился гость – Борька Жабин, новый приятель Сережи. Он недавно приехал из Зуевки с родителями и начал работать на стройке подсобным.
Раскрасневшийся, он шумно разулся и подсел к играющим. Это был крепкий парень, широколицый, с темными цыганскими глазами. Волосы у него были странные: длинные и очень подвижные, они ровно лежали на Борькиной голове, словно резиновые. Когда он низко наклонял голову, они спадали вниз и закрывали лицо до подбородка. Жабин в такие моменты, привычно и не спеша мотнув, как лошадь, головой, одним движением укладывал их на место.
– Давно играете? – спросил Борька, мотнув головой и оставив ее немного в неестественно поднятом положении, стараясь удержать волосы дольше обычного закинутыми назад. Так он выглядел несколько горделивым.
– С семи часов, – ответил дядька Сережа.
– А сейчас уже девять, – подытожил зачем-то Жабин.
Игра шла своим чередом, а Жабина почему-то тянуло на разговор.
– Мороз-то на дворе какой, – ни к кому не обращаясь конкретно, сказал он.
У Шурки семечки закрыли сразу почти всю карту, близилась развязка, и он не отрывал глаз от стола, перестав наблюдать за Жабиным.
Вдруг Мазилин встал и что-то сказал Шуркиному деду шепотом в ухо, важно изобразив из левой ладони подобие рупора.
Иван Дмитриевич, ни на кого не глядя, кивнул головой. И Мазилин тут же вышел из избы.
Жабин быстро встал и направился к выходу.
– Сядь, – веско, не глядя на Борьку, сказал дед Шурки. – Ты никуда не выйдешь, дверь снаружи Мазилин закрыл на замок.
– С чего это? – нервно спросил Борька.
– Придет Мазилин, тогда скажем.
…Мазилин