На Большом Каретном. Фридрих Незнанский
«Макаров». Он у Толчева в сейфе, в рабочем кабинете, хранился.
Недовольно покосившись на капитана, который явно робел и терялся в присутствии начальника МУРа, Яковлев кивком поблагодарил Самедова и снова повернулся к Майкову:
– Где он?
– Убийца?
– Толчев! – свистящим шепотом, более похожим на рык, произнес Яковлев.
– Ну да, я и говорю, – засуетился вконец растерявшийся Майков, явно не понимавший, что именно заставило всесильного начальника МУРа примчаться в этот ранний час на место явно бытового преступления, тогда как по Москве почти каждую ночь совершаются и более серьезные убийства. – Толчев! Хозяин квартиры! Да там же, где и был, в соседней комнате. С ним сейчас судмедэксперт работает.
– Проводи!
Яковлев резко развернулся и, невольно бросив последний взгляд на убитую, первым вышел из спальни, в которой, казалось, уже каждый сантиметр пространства был пропитан приторно-тошнотным запахом крови.
М-да, подобные зрелища не для слабонервных людей. И память с трудом освобождается от подобного.
Комната, дверь которой предупредительно распахнул все тот же Майков, по объему была такой же, как и спальня, однако настолько разительно отличалась от «любовного гнездышка», в котором нашла свой конец Мария Толчева, что этого невозможно было не заметить. Причем даже не столько обстановкой – огромный письменный стол, заваленный ворохом каких-то бумаг, пленками и уже проявленными фотоснимками, среди которых почти затерялась старенькая пишущая машинка, явно диссонирующая с современным компьютерным «уголком», перед которым стояло столь же дорогое вращающееся кресло, обтянутое черной кожей. Книжные полки, заставленные офисными папками с архивом хозяина этого кабинета, и огромный, сделанный на заказ застекленный шкаф, полки которого снизу до потолка были забиты фотоаппаратурой и всеми теми причиндалами к ней, которые можно увидеть теперь только в музее.
Дальний полутемный угол заслонял огромный шкаф с небольшим сейфом внутри, в котором, видимо, Толчев и хранил свой пистолет. Дверцы обоих сейфов были распахнуты настежь.
Рабочий кабинет рабочего человека. И вполне естественным дополнением к этой картине было старенькое «вольтеровское» кресло, в котором сидел Юрий Толчев. И если бы не его поза: неестественно завалившаяся на грудь голова и столь же неестественно опущенная правая рука, свисавшая с кресла, можно было бы подумать, что уставший до чертиков человек присел отдохнуть на пару минут и уснул надолго.
Обернувшись на дверной скрип и увидев стоявшего на пороге начальника МУРа, распрямился работавший с трупом судмедэксперт, однако Яковлев только кивнул ему и сам подошел к креслу, правая сторона которого, так же как и правое плечо Толчева, были залиты кровью.
Пуля, выпущенная из пистолета, вошла в височную область, а прямо под рукой, безжизненно свисавшей с кресла, лежал новенький «макаров».
Трагедия, происшедшая в этой комнате, не требовала особых пояснений, однако Яковлев все-таки спросил негромко:
– Самоубийство?
Судмедэксперт