Гретель и тьма. Элайза Грэнвилл
ist wohl in dem Säcklein drin?
Es tanzt ein Bi-Ba-Butzemann
In unserm Haus herum[47].
Я высовываю голову.
– А что у Бабая в мешке?
– Ой, то да сё. – Она еще сколько-то мурлычет мелодию, а потом начинает по новой: – Вот он пляшет вокруг дома…
– Там еда?
– Он думает, что да. В основном – клочки да кусочки непослушных детишек, а иногда и целиком. Его еще прозывают der Kinderfгesser[48]…
– Мне не страшно.
– Хорошо. – Грет пытается схватить меня, но я опять отползаю, прочь от ее руки, а она ходит вокруг стола и старается меня поймать. – Хочешь еще послушать про Детоглота?
– Нет.
– Люди говорят, он чудище с планеты Сатурн. Он темный, коренастый, нос у него крючком, а одет в длинное черное пальто. Нижняя губа у него такая здоровенная, что плюхает ему по груди. Ручищи длинные – чтобы просовывать в двери и забирать малышей. Давным-давно он натворил кое-что очень скверное…
– Что?
– Такое ужасное, что я тебе не скажу. Да и вообще забыла. Потому как чем бы оно там ни было, der Kinder-fresser оказался проклят вечно бродить по земле, а настоящего дома у него нет. Он так сотни лет уже ходит. Ночью ворует детей, которые не спят. И – ам-ням-ням — днем их глотает. Сёрп-сёрп — сосет их кровушку. Хрусть-хрусть-ам-ам — перемалывает им все косточки. – Тут Грет умолкает. – Тихо! Слышала?
– Что?
– Пубум-пум-пум, будто мешок тащат по земле.
– Н-нет.
– А ты послушай хорошенько, еще слышно чок-чок — это он, пока бродил, одну ногу износил, и приходится ему ходить деревянной ногой. – Грет присаживается на корточки и шепчет: – Вот что он на самом деле ищет – добрую новую ногу себе. – Она поглаживает меня по бедру. – Пока ни одна не подошла, но он все ищет.
Я взвизгиваю и съеживаюсь в самый маленький комочек, в какой могу, но Грет меня схватила, тащит ногами вперед на свет и отправляет к лестнице резким шлепком по заду.
Папа говорит, что нашел кому за мной днем приглядывать. Я очень крепко прижимаю к себе Лотти и молчу.
– Она пообещала научить тебя рукоделию. Шитью. Вязанию. – Он делает вид, что улыбается. – Мило, правда?
Теперь он не заставляет меня вынуть палец изо рта. Ломает рогалик на маленькие кусочки и до появления дамы выпивает четыре чашки кофе. Это очень старая ведьма, брови-гусеницы – та самая, что сидела в кухне в углу, когда я обожгла пальцы сливовым сиропом. Черный кот не с нею, но она сама вся в черном и принесла свою волшебную палку – опирается на нее, чтобы все думали, будто это клюка. Я пялюсь в пол.
– Поздоровайся с фрау Швиттер. – Папа подталкивает меня. – Криста, где твое воспитание? – Он виновато откашливается. – Боюсь, моя дочь сейчас отказывается разговаривать с кем бы то ни было.
Ведьма смеется.
– Я вырастила семерых детей и двенадцать внуков и чего только не повидала, герр доктор. – Она умолкает, но я чувствую, что она смотрит на меня. – Криста, тебя заколдовали, что ли?
Бросаю быстрый взгляд – и вижу, что глаза у нее маленькие и очень ярко-синие, они сияют среди морщин, как будто вообще не с этого лица. Зубы у нее
Детоглот (