Ярость огня. Розария Мунда
обрамляли его продолговатую голову. Войдя, он едва ли взглянул в нашу сторону и тут же принялся писать на доске, повернувшись к нам спиной.
– Нориш, – начал он, – вот что мы здесь будем изучать. Язык норчианцев, земли которых раньше назывались Норчия, а теперь – Новый Питос. Меня зовут профессор Сидни. Если вы ошиблись классом, можете уйти. – Он говорил на драконьем языке. Дрожащей рукой вывел на доске на драконьем языке слова «нориш» и «Сидни». И когда обернулся к нам, его строгий взгляд воткнулся в меня. Я узнала взгляд преподавателя, который не приветствовал присутствие студентов женского пола на своих занятиях. – Скажите, вы здесь учитесь? – спросил он.
Обычно форма стражников избавляла меня от столь вульгарного скептицизма, но Сидни, вероятно, не разглядел в тусклом свете мою форму.
– Нет. Я… учусь по соседству. – Пауэр закатил глаза.
Несколько мгновений в тишине раздавался лишь скрип мела. Затем Сидни заговорил, обращаясь к доске:
– Я побывал на Новом Питосе примерно в вашем возрасте, юный лингвист. Не при последних Триархах, а при тех, что правили до нее, при Аргусе Первом. Тогда у нас были неплохие отношения с полуаврелианцами. С другой стороны, коренное население… – Сидни взмахнул дрожащей рукой: – Норчианцы – неплохой народ, но крайне примитивный. Они поклоняются своим карстовым колоннам, очеловечивая их, заявляя, что когда-то они были Нагом, Кракеном и прочими божками, и считают их своими клановыми символами. Они были слишком заняты междоусобными распрями, чтобы заниматься чем-то еще.
– Как наши горцы? – подсказал Пауэр, подмигнув мне.
Я подумывала о том, чтобы пнуть парту Пауэра, но первокурсник не отрывал взгляда от меня. Я вопросительно вскинула бровь, чем заставила его покраснеть.
Сидни по-прежнему смотрел на доску, кивая ей.
– Да, во многом как горцы. Они просто сидели на своих полезных ископаемых, пока не явились полуаврелианцы и не заставили их добывать руду. Никакой местной письменности, из-за чего мне самому пришлось все транслитерировать на каллийский. Никаких учебников, по которым можно было бы учиться, поэтому я написал свой. Именно им мы и будем здесь пользоваться. А теперь перейдем к знакомству…
Настроение Пауэра, казалось, улучшалось по мере продолжения занятия, и он искал все новые и извращенные способы выудить из Сидни новые фанатичные высказывания. Он вышел из аудитории с победной усмешкой, которая исчезла в тот же момент, как мы остались вдвоем в коридоре. Здесь было еще темнее, чем в классе.
– Могла бы и сказать ему, кто ты, – заметил он.
Мы наблюдали, как первокурсник торопливо удаляется прочь. Возможно, чтобы поскорее рассказать друзьям, что учится в одном классе с двумя стражниками и профессором, который их не узнал.
– Или ты мог бы перестать подстрекать его?
– Но разве это было бы весело?
У нас с Пауэром всегда были разные понятия о веселье. Однако закоснелые предрассудки Сидни больше, чем что-либо еще, предоставили мне пищу для размышлений. В своей военной стратегии мы пока не сосредотачивали