Письма странника. Спаси себя сам. Геннадий Гаврилов
Иисуса и о нем самом. Рядом фотокопия книги «Сад» о беседах в сновидческом состоянии ученицы со своим надземным Учителем. Она пишет в предисловии: «Здесь запечатлен Образ, запечатлено дыхание того Света Истины, которое излучает из себя ищущее сердце. Здесь дан опыт одной души, искавшей Света, жаждущей прозрения и благословения Учителя. Прикосновения Учителя – благостны. Они даются всем. Но не все могут ощущать их».
Конечно, не перечислить всех «фотокниг». Я лишь хотел показать тебе, дорогой Друг, те из них, которые особенно интересовали меня тогда. Следующим шагом, приблизившим меня к Учению Живой Этики, явилась книга Клизовского «Основы миропонимания новой эпохи». И уже после нее в самом «Учении Живой Этики» я с упоением вдыхал аромат свежего ветра, изливающийся на меня с Горных Высот, и, очарованный им, вглядывался в запредельные дали Надземного Мира, которым были пронизаны страницы Учения.
Всерьез я принял и излагаемые Рерихами идеи о будущем Сибири, о духовной связи между Алтаем и Гималаями. Не забывал и о своей еще лагерной задумке найти связующую ниточку между математикой и библейским символизмом, постоянно помня мнение по этому поводу Эдуарда Шюре во введении к книге «Великие Посвященные»: «Самым большим злом нашего времени следует признать то, что Религия и Наука представляют из себя две враждебные силы, не соединенные между собой».
С точки зрения эзотерического символизма меня сильно заинтересовали тогда «Божественная комедия» Данте Алигьери и поэма Джона Мильтона «Потерянный и возвращенный Рай»:
Поведай нам, божественная Муза,
О первом ослушанье человека
И дерева запретного плоде,
Смертельный вкус которого принес
На землю смерть и все страданья наши…
Первыми книгами для поиска моста между наукой и религией стали для меня в то время: «Первоначальные сведения по оккультизму» Папюса и «Курс энциклопедии оккультизма» Г. О. Мебеса (Г.О.М.). Особенно же мне хотелось ознакомиться с книгой Владимира Шмакова «Священная книга Тота. Великие Арканы Таро».
«Дорогой Геннадий Владимирович, – писал Павел Федорович в первых письмах ко мне, – конечно же, я с большим удовольствием побеседую с вами, и приезжать к нам вы можете независимо от возможностей Коли. В будние дни, вероятно, вам не выбраться, но в будни спокойнее в том отношении, что приезжих не бывает… В начале июня у меня должен быть визитер из Москвы – врач-психиатр. Знакомство не очень близкое, поэтому разговора может и не получиться. Беседовать лучше в абсолютно своем окружении… Об Алтае следует хорошенько подумать. Связи у меня там есть. Шмакова и другие книги с удовольствием дам» (май 1976) «Сердечно благодарю вас за теплые слова, очень ценю их. Искренняя устремленность, которая присуща вам, конечно, не могла не выявить во мне ответа и не сложить к вам особого отношения. Уверен, что все у вас должно сложиться хорошо… Через Алешу[2] послал вам «Сердце». Арканы мне потребуются не раньше мая» (январь 1977).
«Вы обязательно
Алексей Николаевич Анненко – ученик Павла Федоровича. В настоящее время член Союза журналистов России, активный пропагандист Учения Живой Этики.