Застывшая кровь. Катерина Траум
правило: в семье не предают и защищают друг друга любой ценой. А к тому, как я плюю на золотожопые приличия, все привыкают на раз-два, и ты привыкнешь.
Я открываю рот для возмущённого возгласа, но Юника уже юркой чёрной стрелой исчезает за дверьми балкона, оставив их покачиваться от порыва пропитанного запахом роз ветра. Потрясённо прислушиваюсь к лёгкому шороху крыльев, оповещающему, что она превратилась в птицу. И сама не могу ответить себе, почему её отпустила.
Промозглый ветер норовит занырнуть под подол чёрного бархатного платья и колышет густую траву вместе с гроздьями распустившихся ландышей. Ёжусь, не в силах сделать шаг ни вперёд, ни назад. Назад – это в третий раз уйти, не сумев спуститься в гравированный барсом склеп и встретиться с закованным в мраморную коробку телом. Вперёд – к бесконечной яме вины и стыда, которые просто не могу вынести на согнувшихся плечах. И потому продолжаю молчаливое бдение на холме за воротами города, пусть давно ожидает карета, чтобы вести меня в здание суда.
За коваными воротами, под тяжёлыми каменными сводами видятся ступени вниз. Оттуда несёт холодом, но даже ощутить это в полной мере трудно: никакое снадобье не помогло согреться, пусть благодаря ему я и смогла в кои-то веки запихать в себя пару ложек сваренной на воде каши. И теперь об этом жалею, потому что скудная еда только давит тошнотой.
– Прости меня. Прости меня, отец, – шепчу я как безумная на все лады, вспоминая его мольбы на арене. Как он просил остановиться, опустить меч. И до скрипа костяшек стискиваю в кулаке бумажку, найденную потом в палатке… последняя записка с подписью.
«Я всё ещё люблю тебя».
Какая наглая ложь. Он не может любить свою убийцу. И не любил в момент, когда выводил пером эти слова. Да, мы их говорили – словно приветствие, вежливость без смысла с обеих сторон. Но я никогда не верила, что человеку, который позволял дочери в одиночестве плакать в своей изолированной ото всех башне, было на неё не плевать.
Все наши разговоры начинались с подоплёкой «должна». Должна слушаться няню, учителей и Глиенну, исправно выполнять все задания на уроках, вникать в хитросплетения планометрики и механологии, политики и арифметики. Должна простить сёстрам их издевательства, ведь они же младше, а мне надлежит о них заботиться. Должна интересоваться жизнью народа, которому стану королевой. Должна улыбаться, скакать в кхоррову снежную Сотселию и выдать их принцу Иви взамен за открытие торгового пути, должна дать согласие Анвару, чтобы не допустить восстания темнокожих. Выбор всегда оставался иллюзией. Любовь – пустым набором букв. Был Долг. Священный долг династии.
А моя единственная смешная попытка повернуть это колесо вот-вот раздавит весь Афлен, с самого сотворения мира единый. За это мне тоже нужно просить прощения. Что на какой-то совершенно дикий, безумный миг я поверила – свобода возможна. Глупая, наивная кронпринцесса не знала: корона давит на голову так, что к концу дня ломит шею. И если у подножия трона со мной был