Хранительница тайн. Кейт Мортон
об экономии.
– Мам, ты же обещала…
– Ну-ну, Катберт, перестань. Папе лучше знать.
Долли отвернулась к окну, за которым пролетали поля. Циркачи, как пить дать, циркачи.
Платье с блестками, ночи под куполом цирка, опустевшего, но еще помнящего крики восхищенной толпы. Блеск, волнение, романтика.
Возмущение родителей, когда Долли, по их мнению, привлекала внимание посторонних, также свидетельствовало в пользу гипотезы о циркачах.
– Что скажут люди, Дороти, – шипела мама, когда она надевала слишком короткую юбку, смеялась слишком громко или красила губы слишком ярко. – Ты привлекаешь внимание. Ты знаешь, папа этого не одобряет.
Долли знала. Как любил повторять Артур Смитэм, яблоко от яблони недалеко падает. Должно быть, он вечно жил в страхе, что рано или поздно цыганская бродяжья кровь дочери даст о себе знать.
Долли сунула в рот мятный леденец, языком прижала его к щеке и уткнулась лбом в стекло. С самим похищением дело обстояло еще загадочнее. Интересно, как они это провернули. Артур и Дженис Смитэм меньше всего на свете походили на грабителей. Вообразить, как они подкрадываются к оставленной без внимания детской коляске и выхватывают из нее спящего младенца, было крайне затруднительно. Людьми, решившимися на кражу, движет алчность или нужда, они относятся к предмету, который предстоит украсть, с подлинной страстью. По мнению Артура Смитэма, слово «страсть» следовало вымарать из английского языка, если не из английской души. Сходить в цирк? Еще чего. Пустая забава, он найдет своим деньгам лучшее применение.
Гораздо вероятнее – леденец разломился надвое, – малышку Долли нашли на пороге, и ее приемными родителями двигала не страсть, а чувство долга.
Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Тайная беременность, гнев инспектора манежа, поезд с циркачами прибывает в Ковентри. Какое-то время юные влюбленные пытаются свести концы с концами, однако скоро деньги заканчиваются, работы нет (умение ходить по канату – не слишком ходовой товар на рынке труда), и ими овладевает отчаяние. Они бредут по городу, младенец от слабости даже не хнычет, и тут их внимание привлекает один из домов: свет льется изнутри, ступени чище и опрятнее, чем у соседей, густой аромат тушеной говядины, фирменного блюда Дженис Смитэм, щекочет ноздри. Им ничего не остается…
– Я не могу больше терпеть!
Долли приоткрыла один глаз. Брат прыгал на одной ноге посреди купе.
– Уймись, Катберт, мы почти приехали…
– А я хочу писать сейчас!
Долли зажмурилась крепче прежнего. Так и есть – не трагическая история молодых циркачей, по-настоящему в нее она не верила, – но ее особость, ее непохожесть. Долли всегда чувствовала себя не такой, как все, более живой, чем остальные люди, и верила, что ее ждет иной, высокий удел. Это не пустые слова, у нее есть доказательства.
Так говорил отец Кейтлин, а он доктор и разбирается в подобных вещах. Они играли в Блотто[6], доктор предъявлял одну
Блотто – игра на основе теста Роршаха: участники рисуют на бумаге замысловатые узоры, а потом по очереди рассказывают, что они им напоминают.