Любить нельзя. Расстаться. Галина Милоградская
серьёзно, – пожал плечами Никита, вливая в себя остатки виски.
– И что ты собираешься делать? – Генка поднялся следом за Никитой, ежась под пронзительным ветром.
– Делать? Конкретно сейчас – вернуться домой и выпить.
– Тебе составить компанию?
– Давай не сегодня. – Слабо улыбнувшись, Никита кивнул другу и ушёл.
Наверное, стоило принять предложение: Генка всегда мог и выслушать, и помолчать, когда надо, и поддержать. Служба в армии превратила их в лучших друзей, ближе не найти. Весёлый, остроумный, Генка покорял девушек хитрым прищуром зелёных глаз и улыбкой уличного кота. В противовес серьёзному, часто молчаливому Никите, чей образ девушки находили жутко романтичным. Романтичным. Никита горько хмыкнул, устраиваясь на заднем сиденье служебного автомобиля. Никакой романтики в нём нет. А если судить по словам Светы, в нём вообще не осталось ничего, кроме пустоты.
Пить накануне было плохой идеей: вместо блаженного забвения алкоголь погрузил в кишащую сожалениями и упрёками тьму. Никита ворочался на кровати, и каждое слово, сказанное Светой, впивалось под кожу, крутило кости. Хотелось выбросить их из головы, заполнить её другими воспоминаниями, светлыми, счастливыми, но ни одного не получалось вспомнить. Только холодность её взгляда, поджатые губы, неспособность его понять и влезть в его шкуру. Обида никуда не ушла, копилась под рёбрами, сбиваясь в тугой ком. Глядя на тёмный ободок обручального кольца, он снова и снова думал – сняла. Уже не считает его своим мужем? Уже начинает думать о будущем? Что, если рядом совсем скоро появится другой, у его детей другой отец, в её постели другой мужчина? При мысли об этом сердце сжималось в уже привычный, пульсирующий болью узел. Хотелось пожелать ей счастья, хотелось, но не получалось. Никита понимал: это низко, жалко – представлять, что ей также больно, как и ему. Представлять, как она появится на его пороге и скажет, что пора возвращаться. Ещё ни разу в жизни он не чувствовал себя таким раздавленным, и морально, и физически. Буквально неспособным сделать хоть что-то, чтобы остановить обрушение собственной жизни.
К утру он наконец забылся тревожным, поверхностным сном, и проснулся с первыми же лучами солнца и головной болью, пульсирующей в висках. Не открывая глаз, повернулся набок, шевельнулась вялая мысль: надо попросить Свету принести таблетку. Наверняка она будет опять ворчать, что надо было меньше пить. Никита даже протянул руку, чтобы коснуться её плеча, и только тогда проснулся окончательно. Кожи коснулась холодная простыня, взгляд упёрся в пустой подоконник. Когда-то здесь стояла фотография его армейских друзей, сейчас не осталось даже её: всё теперь принадлежало Свете. Можно было прийти и забрать: свои фотографии, свои вещи, мелочи, которые скопились за годы. Но Никита не мог заставить себя сделать это, поставить окончательную точку и убить слабую, ещё трепыхающуюся надежду.
Глава 6
Что Света сказала детям, как они приняли эту новость – весь день он мог думать только об этом, и когда понял, что сосредоточиться не получается,