Наваждение Монгола. Анна Гур
мою шею надел другой и покорности от меня ждать не стоит! Лучше Айдаров, чем ты! Он-то хоть не претендует на звание героя, спасшего невинную деву в беде. Мурат изначально показал, какой именно он беспринципный человек, без прикрас, и в этом он честнее тебя!
Замолкаю, ужасаясь тому, что выпалила, ведомая чувствами. Леденею, когда замечаю, как лицо Монгола бледнеет, чудится, что капилляры в глазах лопаются. Вот именно сейчас я понимаю, что перешла тонкую грань дозволенного. До этих слов Монгол просто играл со мной, приценивался, может, но сейчас его черты заостряются, губы сжимаются в тонкую линию.
И я понимаю, что мужчина в бешенстве…
Разворачивается резко, тащит меня вглубь комнаты, одной рукой откидывает покрывало, оголяя белоснежную простынь, наклоняет ко мне голову и произносит с рыком раненого зверя:
– Говоришь, женишок твой лучше меня?!
Закрываю глаза и выдыхаю с шумом:
– Я не отдамся тебе. Делай что хочешь, но не говори, что ты не такой, как он. Мой жених загнал в угол мою семью, а перед свадьбой повесил ошейник на мою шею. Да, золотой и ценный – сути это не меняет. Айдаров зверь, но он не надевает личин. Он делает то, что от него ожидают, не претендует на иную роль, а ты говоришь мне о мести через постель. Так кто же из вас двоих больший зверь?!
– Глаза открой, Алаайя.
Отворачиваюсь, но он ловит меня за подбородок, заставляет столкнуться с янтарным взглядом.
Не понимаю, почему Монгол даже сейчас для меня безумно привлекателен. Вот именно такой злой, с полыхающим взглядом, от которого живот сводит судорогой. Он может причинить мне боль, способен уничтожить, разбить вдребезги все, что есть во мне, но все же его рука не причиняет вреда, он просто держит меня. Медлит.
Опять касается мозолистыми пальцами моей поцарапанной щеки.
– Ты… это наваждение… помутнение…
Проговаривает хриплым голосом, рассматривает.
– Не бывает такого. Не могло произойти…
Рубленые фразы и он наклоняет ко мне голову, упирается пылающим лбом в мои волосы.
– У жизни больное чувство юмора, извращенное…
Отстраняется и на дне глаз на толику секунды я читаю еще одну эмоцию, спрятанную, загнанную в самую глубину, но она там есть и это чувство очень сильно напоминает боль…
– Все равно у тебя нет шансов.
Не успеваю даже вскрикнуть, когда мои губы берут в плен, запечатывая пламенным поцелуем, голодным, выбивающим дыхание и кружащим голову. У него губы жадные, напористые и поцелуй становится тяжелым, страстным, окрыляющим и убивающим одновременно.
То, что происходит – это неправильно, так не должно быть, но в моей груди только трепет и теплые волны, как если бы меня целовал любимый…
Последняя мысль опять заставляет вернуться в реальность, и я кусаю Монгола, мужчина отстраняется от меня. У него глаза подернуты дымкой сладострастия, широкие веки чуть прикрыты, я свое отражение в его расширенных зрачках вижу.
– Не шути с огнем, Алаайа, не разжигай и не отталкивай.
Голос низкий, заставляющий пальчики