Подкова. Cтихотворения. Анатолий Смирнов

      Иду вдоль Волги, на лугу

      желтеют лютики в цветеньи.

      От мудромыслия бегу

      в святую мудрость ощущенья.

      Река касается души

      струёй весёлой и хрустальной

      и хочется до смерти жить

      как в чистоте первоначальной.

      Играет с ветром стрекоза,

      под ветром к водам ива гнётся,

      и в вольном небе бирюза

      зовёт судьбу тянуться к солнцу.

      Просторен день, просторен мир,

      хоть весь он тайнами окован,

      и смертной жизни краткий пир

      нам в нём на тайное дарован.

      Ведёт к буйству лета

      Тебя колея;

      Улыбка рассвета —

      Улыбка твоя.

      Мне нету возврата

      В жару бытия;

      Улыбка заката —

      Улыбка моя.

      Что ж вяжут откосы

      Над майской водой

      Смоляные косы

      И волос седой?

      Мой сосед, женолюб-греховодник,

      всю объездивший русскую ширь,

      был негодник, стал божий угодник —

      бросил мир и ушёл в монастырь.

      Я б не смог так, – монашьи все лица

      мне враждебны, как псы на посту.

      Бросив мир, я б хотел затвориться

      одиноко в таёжном скиту.

      Чтоб не слышать молельного стона

      в склепе ночи, в просторности дня,

      чтобы только Спаситель с иконы

      днём и ночью глядел на меня.

      Капли ливня в окне рябят,

      крону липы мнёт майский ветер.

      Я опять потерял себя,

      а, быть может, ещё не встретил.

      И покамест я только тень

      от судьбы на кривой дорожке,

      потому так бела сирень

      рядом с липой в моём окошке.

      Старик ругает всё в Отчизне,

      а речь угрюма и хрома.

      Остались в старике от жизни

      лишь тела жизнь и жизнь ума.

      Давно все чувства перезрели,

      опали, сгнили в травах дней…

      Весь день он думает о теле,

      о смерти думает своей.

      Один живёт среди трёх комнат,

      с утра пробежкой в парк шурша…

      Старик уже давно не помнит,

      что у него была душа.

      В коричневом стекле витрины

      на дымной площади Труда

      мелькают люди и машины,

      блестят цветы и провода.

      И в этот мир остекленелый,

      в мир отражённый, в мир немой

      я каждый день вплетаюсь телом,

      спеша из офиса домой.

      И в этом мире отражённом

      подобьем тела наяву

      парю в пространстве, дна лишённом,

      минуту целую живу.

      И, промелькнув стеклянной тенью

      среди подобных мне людей,

      топорный холод раздвоенья

      под кожей чувствую своей.