Подкова. Cтихотворения. Анатолий Смирнов

      Плащ зари разметался порфирой

      над холмами речных берегов…

      Как привязан я к вещному миру, —

      к миру листьев, воды и песков;

      к миру зданий, сверкающих стёкол,

      суетливых машин и людей;

      к миру жизни, где солнечный локон

      по щеке трепыхает твоей;

      к миру рук, отвердевших в работе;

      к миру губ, к поцелую в ответ…

      Нет вселенского духа без плоти,

      а без света в Нём истины нет!

      И когда, перейдя свои леты,

      брошу тело простёртым в пыли,

      то не мыслью, а толикой света

      я умчусь сквозь зарю от земли.

      Ощущаю, как взгляд мой заносят

      в созерцанье людей их дела,

      что мне будто бы всё сорок восемь,

      как в тот год, когда ты умерла.

      Тело стало мучительно старше,

      глубже ноя и мельче дыша,

      но, как в точке, застыла на марше

      бытия в ощущеньях душа.

      И порой подправлять её надо:

      для меня в стариках нынче тот,

      лет кому не седьмой уж десяток,

      а восьмой да девятый идёт.

      И блестят ясный лик твой и плечи

      мне во снах, как в апреле вода, —

      тридцать восемь дано им навечно,

      старше им не бывать никогда.

      Ну а я вплоть до смертного ложа,

      в дали духа любовью влеком,

      сам себя не почувствую тоже

      в устремленьях души стариком.

      И пусть время слоями наносит

      мне на память года и дела,

      я умру будто бы в сорок восемь,

      будто в год, когда ты умерла.

      Бездумного времени пленники,

      Рабы цифровой суеты,

      Ущербны мы все, современники, —

      Заносчивы, лживы, пусты.

      Трепещем пожухлыми листьями

      На древе земном бытия,

      Живому дыханию истины

      Догмат и закон предпочтя.

      Был он молод и весел с лица,

      а душой, словно солнце в июле.

      Думал – жизни не будет конца

      до нечаянно встреченной пули.

      В роты строились ночи и дни,

      разметались снега и капели…

      Прогремели года, как бои;

      пули мимо него пролетели.

      И на с детства любимой земле

      ничего для него не осталось,

      кроме как уголёчком в золе

      остывать в беспросветную старость,

      угасать, вспоминая о том,

      что душой был, как солнце в июле,

      что