Анатом. Вера Юдина
Дмитриевна, простите заранее мне мою дерзость, в моих глазах маленький, капризный ребенок. Желающий достичь недостижимого.
Катя фыркнула, но не подала и виду, что обиделась. Наоборот, вся просияла самой очаровательной улыбкой.
– Вы ведь не считали меня ребенком, когда целовали, господин сыщик. Не так ли? – лукаво подметила она.
– Я думаю, вам, Ваше Высочество, нужно уйти, – тихо сказал Иштван. – В столь позднее время, девушке вашего положения невозможно находиться в доме холостого мужчины, к тому же без сопровождения. Это безрассудство.
– Кто это решил? Вы, господин сыщик?
– Таковы правила приличия, Екатерина Дмитриевна. И вы как никто другой должны это знать, – официально ответил Иштван.
– Меня мало волнуют какие-то там правила. Все это слишком банально и старо. Вы ведь читали «Анну Каренину»? Это моя любимая книга.
– Я не понимаю ваших намеков.
– Вы читали, – сама себе ответила Катя, – я видела эту книжку у вас в библиотеке. Вы считаете, что ее любовь не заслуживает уважения, только лишь потому, что она была замужем? Вы, вероятно, считаете ее низкой и недостойной вашего внимания женщиной. Но в моих глазах она святая. Она сумела вопреки всему остаться верной своему сердцу. Не предать любовь, а упиваться ей и жить. Да, господин сыщик, она умела любить, умела жить. А такие как вы убили ее своими правилами!
Катя говорила эмоционально, вероятно, свежи были еще ее впечатления от прочитанной книги.
Иштван невольно усмехнулся.
– Но вы, Екатерина Дмитриевна, не Каренина, а я, не знаю, к счастью или нет, не Вронский.
– Мы те, кем являемся на самом деле, – задумчиво произнесла Катя и прямо посмотрела на Иштвана. – И те, кем хотели бы быть.
Иштван сдался. Он выпрямился по старой армейской привычке и строго посмотрел на Катю.
– Я не собираюсь обсуждать с вами такие вольные темы, – сухо предупредил он.
– Отчего же? Хотя… Напрасно. Это очень занимательная тема, для молодой девушки и отважного офицера. Вы не считаете?
Иштван замер в удивлении. Она явно кокетничала с ним. Эта девочка, совсем невинная в своих познаниях жизни, открыто флиртовала с ним, с боевым офицером, с человеком строгой военной закалки. Все это казалось ему таким трогательным. Он любил ее, но любил любовью другой, не так, как в свете любят женщин. Он любил ее любовью созидательной, душевной, трепетной. Знать, что она есть на свете, знать, что о ней все его мысли, этого ему было достаточно. И вот она сидит у него дома. Одна, в полной темноте, играет на пианино и ведет взрослые речи.
– Я провожу вас, – сказал Иштван.
– Я найду дорогу сама, – бросив печальный взгляд, с иронией ответила Катя.
Она вышла из-за рояля и с горящим взглядом демонстративно застыла на месте. Каждое ее движение, даже самое обычное, было наполнено природной грацией и светским изяществом, смешанным с юношеской невинностью. Глядя на нее, Иштван затаил дыхание и лишился дара речи. Он не знал, чего можно ожидать от этой взбалмошной особы, и, вопреки горячему желанию всегда